"Валерий Липневич. В кресле под яблоней (повесть) " - читать интересную книгу автора

нагромождение валунов, которое оказалось под северной стеной. Я говорил
прорабу, что с одной стороны камни, а с другой - еще не слежавшийся мусор.
Он отмахнулся: не мои проблемы, я строю на том участке, который мне
подготовили.
На крыльце обычно скучает туповатый ротвейлер и выглядывает, с кем бы
полаяться. Какой-нибудь вольный деревенский пес долго ботает с ним на фене,
пока с презрением не поймет, что имеет дело с фраером, только по виду
лишенным свободы, а на самом деле живущим в холе и рабской сытости и лишь
для развлечения сопровождающим истерическим лаем всех идущих и едущих. "Ну
чего, дурак? Кто тебя трогает?!" Он недовольно отводит морду в сторону,
делая вид, что я ему совсем неинтересен со своей моралью.
Как-то вырвавшись, он повалил соседского мальчика, но не тронул, только
слюняво дышал ему в лицо, искаженное криком. Испуг лечили по бабкам, вроде
отошел, да и ротвейлеру повезло - не пристрелили и не подкинули какой-нибудь
отравы. Как раз совпало, что перед отцом мальчика маячила большая должность
в районе, и он уклонился от конфликта, способного вызвать нежелательный
резонанс. Впрочем, на свободе, гуляя с хозяином, пес довольно добродушен. Но
зато на службе выкладывается до последнего - работа есть работа. "Чаппи"
просто так не дают.
У Петра Васильевича выполняет эту же работу существо раз в десять
меньшее, с нежным тургеневским именем Ася. Смысл собачьей жизни в деревне
вполне очевиден, да и условия ее близки к нормальным. А что под видом любви
к собакам творится в городах? Массовая и невротическая потребность в
существах более низкого порядка, на которые, как на экраны, можно
безнаказанно проецировать самого себя.
Чего не можешь ты, может твоя собака. В охотку лаять на ближнего,
оскаливаться и даже кусать. В том числе удобрять газоны, гадить в песочницах
и непринужденно совокупляться на глазах у всех.
Думаю, что именно в результате этой проекции и возникает пресловутая
похожесть собак на своих хозяев, возрастающая с годами. Обратный,
облагораживающий процесс, видимо, также возможен. Но его результаты не
становятся достоянием широкой общественности. Все-таки как-то неловко быть
похожим на свою собаку. Да, одни любят собаку в себе, другие - себя в
собаке.
На самом краю бывших Ям, - всего-то, оказывается, и занимали они с
полгектара, - вниз к реке по коровьей дороге стоит еще один дом, точно
такой, как у пана Юзика, но из красного кирпича и на открытом месте, поэтому
и кажется гораздо больше. Тоже три уровня. Продается.
Еще без внутренней отделки, только каркас под крышей. Но что-то
покупать никто не торопится. Пока регулярно сажают картошку,
огурчики-помидорчики выращивают. Облепиха на краю участка возле дороги
вымахала выше человеческого роста. Строил бывший военный, не потянул.
Последний дефолт сбил его с ног. Деньги нужны, чтобы дать сыну высшее
образование.
В тещином доме - бывший тренер по борьбе. Представляться не приходил,
хотя черепицу свою пристраивал возле нашего забора. Сейчас торгует какой-то
водой. Друзья, которые частенько наезжают на иномарках, судя по комплекции,
тоже борцы. В прошлом. Сейчас они борются на скользком ковре жизни, и
довольно успешно. В новое время оказались жизнеспособны союзы, лишенные
всякой идеологии, но со своей давно сложившейся иерархией, что позволяет