"Дмитрий Липскеров. Осени не будет никогда" - читать интересную книгу автора

Вова чувствовал запах человека, лежавшего в этой траве до него. Запах
был странным, прежде никогда не знаемым, приятным и неприятным одновременно.
Мальчика что-то слегка тревожило, он вытащил чекушку, налил из нее в
стопочку и выпил до дна. В голову резко ударило... Водочные пары будто
разъедали своим нестерпимым запахом ноздри. Вова испугался, попытался было
вскочить на ноги, но они не слушались, превратившись в вату... А потом ему
стало хорошо, даже очень. Тело расслабилось, как будто погрузилось в пуховую
перину, в голове полностью отсутствовали мысли, лишь образы, неестественно
красочные, ласкали мозг своей новизной. Мальчик дотянулся до мешка и вытащил
из него кленовые листья. Необычайно красивые, они манили мальчика, он прижал
их охапкой к лицу и вдыхал аромат приближающейся осени...
А потом он долго спал. Вернулся домой совершенно трезвым и почти ночью.
Его отсутствия не разглядели, так как богема вкушала под сочный
анекдотец холодненькую из графинчика, закусывая рыбным пирогом. Хохотали
навзрыд, а мальчик сел на подоконник, закрывшись шторами, и нарисовал
бордового коня. Не потому, что он таким видел его, просто первой попавшейся
под руки краской... А кто знает, кто подкладывает под руку эту первую
попавшуюся краску...
С того вечера Вова не расставался с найденным мешком, таскал его даже в
школу. Он стал любимцем учителя рисования по фамилии Врубиль, очень
стеснявшегося этой не полной идентичности с именем из учебника по
изобразительному искусству... Вместо буквы "е" у его предков имелась только
"и", а потому получилось "Врубмль", совсем неприятное на слух, в отличие от
благородства фамилии великого живописца.
Молодого, инфантильного человека, несмотря на его учительский статус,
дразнила вся школа. Учителя просили что-нибудь "врубить", включить
рубильник, а молодая географичка Мила, которая работала в школе всего
полгода и имела перед глазами из мужских половозрелых особей только учителя
рисования и физрука, называла Врубиля ласково, даже эротично - "Руби". Так
на иностранный манер назывался камень рубин. Школьники были более примитивны
и кликали рисовальщика "рублем", или "Билей", а последнее было совсем, как
"бля".
Вова Рыбаков ничем не отличался от своих сверстников до того - до
своего первого рисунка. Он даже чаще, чем другие, "блякал" на учителя
рисования, хотя тот не реагировал ни на учителей, ни на учеников, живя в
каком-то своем рассеянном мире.
Справедливости ради надо отметить, что Врубиль был совершенно бездарен
как художник, но при этом отчетливо сознавал сие Господнее распоряжение, а
потому и трудился в школе, тяжело зарабатывая свой хлеб насущный... Но, как
часто бывает, не дав одного, Господь дает другое. Никто не остается
обделенным... У "рубильника" было тончайшее чутье на прекрасное, а особенно
на изобразительное искусство. Он часами мог стоять перед Рубенсом, да что
часами, он мог бы умереть голодной смертью перед полотнами великих, если бы
его не выталкивали взашей хранители государственных богатств. В музейных
залах Врубилем овладевали такой силы переживания, что он запросто мог
заболеть нервно и, отлеживаясь дома, в горячке, перевоплотиться в Шагала,
или в Модильяни, в бреду обретая чужую славу и бессмертие.
Когда он увидел Вовиного бордового коня, тотчас лишился дара речи,
просто гладил мальчика по голове целый час.
С этого дня Врубиль стал таскать в школу имевшиеся у него альбомы по