"Викентий Лиринский. О вероизложениях вообще, или об общем характере православной догматики " - читать интересную книгу автора

искушению, внимая также в особенности изречению блаженного апостола Павла,
который в Первом послании к коринфянам пишет: "надлежит быть и разномыслиям
между вами, дабы открылись между вами искусные" (1 Кор. 11:19). Как бы так
говорит Апостол: виновники ересей для того не тотчас искореняются Богом,
"дабы открылись искусные", то есть, чтобы видно было, как крепко, как верно
и непоколебимо любит каждый веру вселенскую.
И действительно, как только покажется какая-нибудь новизна, сейчас
видна делается тяжесть зерен и легкость мякины. Тогда без большого усилия
сметается с гумна все, что не тяготело к нему никакой тяжестью. Одни совсем
улетают неизвестно куда. Другие так встревожены, что и бежать боятся, и
оставаться стыдятся,- растерялись, полумертвые, полуживые... То, с усилением
заблуждения, несутся они, куда ветер гонит, то, пришедши в себя, отбиваются
как волны назад. То с слепой отвагой бросаются на то, что очевидно им
неизвестно, то с неразумным страхом пугаются совершенно известного, и совсем
не знают, куда идти, куда вернуться, чего искать, чего бежать, чего
держаться, что оставить. Впрочем, это смятение колеблющегося и
нерешительного чувства, если бы только они захотели вникнуть, есть
врачество, подаваемое им Божиим милосердием. Вне безопаснейшей пристани
вселенской веры они для того мучатся, казнятся и почти совсем изнывают от
разных бурных помыслов, чтобы опустили поднятые вверх паруса возносливого
ума, некстати распущенные ими под ветер новизны, воротились и снова стали в
надежнейшее пристанище безмятежной и благой матери Церкви; изрыгнув горькие
и тревожные волны заблуждений, чтобы пить затем животворные потоки ключевой
воды. Пусть изучат они хорошо, чего не знали хорошо, и что во всем
содержании догматического учения Церкви можно постигнуть, то пусть
постигнут, а чего нельзя, в то пусть верят.
А когда так, то снова и снова размышляя и продумывая про себя об этом
предмете, не могу довольно надивиться такому безумству некоторых людей,
такому нечестию ослепленного ума, такой, наконец, страсти к заблуждению, что
не довольствуются они однажды преданным и издревле принятым правилом веры,
но каждый день ищут нового да нового, и всегда жаждут что-нибудь прибавить к
религии, изменить в ней, убавить от нее, как будто она не небесный догмат,
которому достаточно быть однажды открыту, а земное учреждение, могущее
усовершаться только постоянными поправками или опровержениями! Между тем
божественные вещания гласят: "не передвигай границы давней, которую провели
отцы твои (Притч. 22:28), "выше Судии не суди" (Сир. 8:17); "кто разрушает
ограду, того ужалит змей" (Еккл. 10:8).
То же самое внушает и следующее изречение Апостола, которым, как бы
мечем каким духовным, много раз обсекаемы были и всегда должны быть
обсекаемы все преступные новизны всех ересей: "О Тимофей! храни преданное
тебе, отвращаясь скверных суесловий и прекословий лжеименного разума,
которому предавшись, некоторые уклонились от веры" (1 Тим. 6:20-21).
Находятся же после того люди, до такой степени зачерствевшие как глыба,
неподатливые как наковальня, упорные как кремень, что не поддаются такому
гнету глаголов небесных, не разбиваются такими тяжестями, не сокрушаются
такими молотами, не истлевают, наконец, под такими молниями! "Отвращайся,-
говорит Апостол,- скверных суесловий", то есть новшеств. Не сказал
"древностей", не сказал "старины", напротив, противоположением ясно показал,
чему следовать. Если уклоняться надо новизны, то держаться должно древности;
если новизна непотребна, то старина священна. "И прекословий,- говорит,-