"Михаил Литов. Посещение Иосифо-Волоколамского монастыря " - читать интересную книгу автора

выпуклостей. Ее ноги двигались внизу, на самом дне ее испытующего взгляда,
священными символами неугасимого совершенства языческих богинь. Иван
Алексеевич оставил, однако, помыслы о дочери, лихорадочно напитываясь
красотой монастыря и известиями здешней истории. Он перестал сознавать, что
посвящен в последнюю далеко не основательно и даже, скорее,
неудовлетворительно; необходимость серьезной кабинетной работы сейчас менее
всего ощущалась им. Взвешивал он на весах стяжателей, нестяжателей,
великолепие храмов, тихую правду заволжских старцев, и замечательно было,
что этими весами, при всей их увидевшейся ему огромности, даже космичности,
он управлял с легкостью, казавшейся едва ли не беззаботной. А Сашенька
сделалась уже не так беспечна, как в момент, когда отец рассказал ей
первые, показавшие ей совершенно не нужными подробности; теперь она с
любопытством озиралась по сторонам, ибо, не интересуясь монастырями издали,
из недр своей подлинной жизни, искренне считала за долг добросовестно
рассматривать и изучать их, когда отец приобщал ее к этому.
- Обрати внимание на башни, на стены, - произнес Иван Алексеевич
отрывисто. - Видишь, какая мощь, какие они мощные!
Он поднял руку и потряс в воздухе крепко сжатым кулаком.
- А ты восторгаешься или так... что-то другое у тебя на уме... -
неуклюже выстраивала Сашенька вопрос, внезапно забившийся в ее узком и
вертлявом сознании.
- Ты вот скажи, ты понимаешь, отчего такая мощь? - перебил отец. - В
состоянии ли ты сравнить эту грандиозность с результатами своей жизни и
сделать выводы?
Сашенька пожала плечами.
- Какие у меня уже результаты? Ты, папа, сейчас как сумасшедший, как
одержимый, ты из-за этих храмов, стен и башен всегда словно заболеваешь, -
сказала она.
- Я поставил вопрос!
- Откуда мне знать? Я ничего тут не знаю, я здесь первый раз... но я
могу тебе, конечно, признаться, что ничего подобного я еще не видела, и я,
конечно, вообще-то вижу, что здесь здорово, красиво и хорошо.
Стройные и красивые, они очутились в сумрачном проходе под надвратной
Петропавловской церковью. Иван Алексеевич в связи с этим объяснился.
- Надвратная - это когда входишь в монастырь, а когда выходишь, так
она уже тогда отвратная, - с некой готовностью высказала умозаключение
Сашенька и высоким, слегка надтреснутым голосом засмеялась.
Отец как бы пропустил все это мимо ушей. Он глухо бормотал: сооружена
Игнатьевым, Трофимом Игнатьевым, а мы сейчас, мы пересекаем границу, мы
переходим из мира суеты в мир духовности, соберись, доченька, осознай...
Нигде было не видать ни души. Иван Алексеевич вывел дочь на середину
монастыря.
- Мымрин строил, - взволнованно говорил он, с более или менее сухого
местечка, с островка, найденного им посреди весенней грязи, указывая на
Успенский собор. - Видишь ли, прежде тут был храм, который строил еще сам
Иосиф, и я тебе скажу, он потратил на это, чтобы не соврать, тысячу рублей,
да, тысячу, тогда как пять-шесть окрестных деревушек стоили в ту пору в
совокупности рублей восемьдесят, не больше. Чувствуешь разницу? Я это в
книжке читал! - воскликнул Иван Алексеевич с необычайным волнением. - Тут
правда есть... в книжке, в Иосифе, в деньгах, которые тогда имели одну