"Михаил Литов. Посещение Иосифо-Волоколамского монастыря " - читать интересную книгу автора

цену, а сейчас другую... понимаешь ли ты меня? А храм обветшал, и его
разобрали. Вот тут-то Мымрин, Мымрин Кондратий, и построил собор, который
ты видишь.
- Что же это за собор? - сказала Сашенька. - На что мне в нем обратить
особое внимание?
- Коротко сказать, он четырехстолпный, пятиглавый...
- А на столпах столпники стоят и их пятеро?
- Оставь свои шуточки... так продолжаться не может, - угрожающе начал
Иван Алексеевич.
- Все, папа, все, я больше не буду, - подняла Сашенька руки в мольбе
пощадить и простить ее. - Я внимательно тебя слушаю.
Старик принялся излагать дальше:
- Он стоит на подклете, в котором устроена теплая церковь, а в ней, в
этой церкви, стоит рака с мощами Иосифа.
Теперь Сашенька, непокорная, смотрела себе под ноги и тихонько
прыскала под нос, смеялась над серьезностью отца. Тот словно читал ее мысли
и едва тут же не выкрикивал их вслух; уже на язык просилось: вот ты,
Сашенька, думаешь сейчас, что у тебя ручки гладенькие, ножки стройные, что
ты-то ни в какой раке не лежишь, и нет тебе до этого никакого дела, а я
тебе скажу... Но он был очарован и молчал, впрочем, ему тоже захотелось
смеяться, ведь то, что дочь возвышала себя, живую, над мощами давно
сгинувшего человека, возносила свою живую, некоторым образом действующую
красоту над его мертвым безобразием в эту минуту отнюдь не показалось ему
чем-либо ужасным и кощунственным. Он ведь сам тоже еще крепко и достойно
жив. С нежностью он ощутил давнюю, но вечно звенящую силу удара,
разделившего его судьбу надвое и выразившего в Сашеньке ту громадную
правду, что она плоть от плоти его. Мимо них вдруг побежала какая-то
пожилая женщина, смешно семенившая на коротких ногах, - не черница, но с
ясным указанием в облике на особую принадлежность к обители и одержимость
преданности ей. Иван Алексеевич коротко прохохотал.
- А что, милая, - воскликнул он, останавливая женщину бодрым взмахом
руки, - есть у вас тут книжки по истории, про то, как Иосиф все это строил,
и как он еретиков мучил и казнил, как денежки на помин души брал? Я бы
такую книжку купил.
Та, если и возникли у нее помыслы протеста против развязности
непрошеного гостя, быстро прогнала их, тотчас оказалась смиренной и
услужливой и после короткого разговора, который она завела только с тем,
чтобы лучше вникнуть в требования Ивана Алексеевича, бросилась в
монастырскую лавку за книгой.
- Ты, папа, как-то с ней легкомысленно обошелся, - заметила Сашенька,
усмехаясь.
- Она только женщина.
- Ты и со мной часто обходишься как с игрушкой, как с вещью, - стала
вдруг словно бы нарезать какими-то образовавшимися в ее горле ножницами и
торопливо выбрасывать фразы Сашенька. - Но это потому ведь, что я твоя
дочь, а не потому, что я женщина... А я терплю. Я подчиняюсь тебе. У тебя
вон какая стать! Ты мощный. Я горжусь таким отцом. Я бы тебе все что угодно
простила... потому что не могу иначе, не могу не повиноваться. Я не всегда
решаюсь на тебя посмотреть, а только взгляну украдкой, искоса, и все... вот
я тебе уже и покорна. И это правильно, папа. Но эта женщина, она чужая, она