"Михаил Литов. Посещение Иосифо-Волоколамского монастыря " - читать интересную книгу автора

может вообразить Бог знает что... Видишь, она так проворно побежала просто
оттого, что ты распорядился, и ты, может быть, всего лишь на минутку
позволил себе шутливый тон, а она может вообразить такое, что потом от нее
не отвяжешься... У нее теперь, может быть, фантазии на твой счет. И что же
ты в таком случае будешь в этом монастыре делать с нами обоими?
Когда она так, будто не выдержав, надорвавшись, безумно заговорила, ее
глаза, поднявшись над словами большой и ровной радугой, распространили
свет, поглотивший отца.
- Милая, - рассмеялся Иван Алексеевич, - что же происходит? Какие
умные речи! С чего бы это? Как ты это сделала?
Он искренне восхищался.
- У меня это прорывается, - объяснила Сашенька, - бывает, когда ты
меня не подавляешь. Ты раньше не замечал, и это понятно, я не давала тебе
повода. Не так у нас было с тобой прежде, как здесь. Очень здесь мрачно,
папа. Отец! Я бы предпочла другое, солнечное, веселое... А здесь мрачно и
разбито. Я как бы восстала. Я немножко требую другого, и этого немножко
хватает, чтобы мне на минутку забыть, в каком я у тебя подчинении. Вот и
сложилось у меня в результате настроение, такое настроение, папа, что я
говорю с тобой как с мужчиной, который, смотри-ка, забаловал тут с нами,
бедными женщинами.
Иван Алексеевич улыбнулся, довольный и окрыленный. Его самолюбию
льстило, что дочь с неожиданной легкостью возвысилась до него.
- Ну, знаешь, не ожидал, - сказал он. - Какой у тебя прорыв... Ого!
Ого! - восклицал он, отшатываясь и с некоторого удаления окидывая дочь
любующимся взглядом. - Какое воспитание! Какое образование! Тут и
благородство... Я уже привык думать и словно навсегда уверился, что ты
только средний человек и не больше, что ты как все и куда тебе до меня, а у
тебя там, внутри, омут, у тебя там водятся чертики, ты еще мне нос ой как
утрешь. Хорошо! Небывалость! Это Иосифа работа, его заступничество, он за
тебя заступился и поднял в моих глазах, открыл мне на тебя глаза. Теперь
вижу... но и взглянуть больно! Ослепляешь! Боже мой, какая ты теперь
высокая и красивая. Я постараюсь твое настроение сберечь, укрепить,
взлелеять. Но это не должно быть только настроением, только порывом
минуты, - спешил взволнованный Иван Алексеевич. - Это должно стать навеки.
Это должно всегда меня радовать! Я буду тебя любить!
- А ты больше не говори с этой теткой как будто на любовный лад, и мне
станет полегче, - возразила Сашенька, весело встряхивая головкой. - Не
заставляй меня ревновать.
- Вот она возвращается, - воскликнул Иван Алексеевич. - Ну-ка, смотри,
как я с ней обойдусь! Хочешь, я у нее с головы платок сорву? Я ее за бок
ущипну. Это надо. А то ты успокоишься и вообразишь, что можно снова быть
никакой, а я не хочу, я этого не хочу, я хочу, чтобы ты ожила, чтобы ты
была как гроза, как молния...
- Папа, я прошу тебя, - взмолилась девушка. - Это просто даже будет
неприлично, а я тебе обещаю: если какой скандал, это меня огорчит, и я
снова буду сонной и вообще тупой, но если обойдется... папа, дорогой, я
тебе обещаю... если ты поведешь себя прилично, я постараюсь сохранить
настроение, именно это настроение, которое тебе так понравилось... Я
приложу силы... Я тебе обещаю, но и ты пообещай. Ты обещаешь, папа? Я
страшно не хочу скандала. Я боюсь, мне здесь страшно! - вдруг шепнула она,