"Бентли Литтл. Письма, несущие смерть " - читать интересную книгу автора

Пришлось убить его, поскольку Киоко замучила меня вопросами о моем
предстоящем приезде в Японию. Она даже рассказала своим родителям, и вся
семья строила планы относительно моей встречи. Я вовсе не сожалел о своей
лжи, сожалел только о том, что это ложь. Я убил прохвоста да еще разукрасил
его похороны присутствием известных и влиятельных людей.
Это было самое длинное из моих писем и самое подробное. Я обнаружил,
что с наслаждением пишу о смерти отца, испытываю странное, не очень здоровое
удовлетворение от описания деталей его кончины. Чувства, которые я выражал в
письме к Киоко, были гораздо глубже, чем я испытал бы, взаправду узнав о
смерти отца. Мое сочинительство в какой-то степени становилось очищением,
поскольку позволяло мне чувствовать то, чего я никогда бы не испытал в
реальной жизни.
Я был так счастлив, сочиняя то письмо, что немедленно накатал второе,
столь же длинное, но датированное несколькими днями позже. В нем я
притворялся, что с трудом справляюсь с утратой; не могу есть, отказываюсь
посещать школу и избегаю друзей.
К тому времени Киоко считала, что хорошо меня знает, и страшно за меня
переживала. Ее следующее письмо было залито слезами, аккуратно выписанные
буквы расплывались. Я испытывал угрызения совести, но извиниться и взять
свои слова обратно не мог. Признание в такой колоссальной лжи только
усугубило бы мою вину. Оставалось лишь продолжать.
Красноречие ее соболезнований меня поразило. Шок от неожиданной смерти
покончил с ее языковыми проблемами, и, хотя грамматике и синтаксису еще не
хватало совершенства, слова лились прямо из сердца и были гораздо
выразительнее, чем я мог ожидать. Как будто всегда разделявший нас - то ли
из-за черт ее личности, то ли из-за культурных традиций ее страны - занавес
формальности приподнялся и Киоко вдруг смогла общаться со мной на
эмоциональном уровне открыто и честно.
Я вспомнил Пола и его привычку все сводить к сексу. Я солгал бы, если
бы стал утверждать, что не думал ни о чем подобном, особенно проводя столько
времени за письмами и мыслями о девочке. Красивой девочке. И я решил, что
представилась отличная возможность ввести эту тему в наши отношения.
Я сообщил Киоко, что люблю ее.
И пожалел об этом, как только наутро бросил письмо в почтовый ящик. Я
чуть не попытался вернуть свой конверт, придумав что-нибудь в духе Фреда и
Барни. Смущение подавило все остальные чувства. Следующие две недели я не
мог справиться с возбуждением, сказавшимся и на моей сосредоточенности, и на
оценках. Я неосторожно наступил на несколько эмоциональных мин дома, выйдя
из передряги с огромными физическими потерями.
К моему великому облегчению, Киоко ответила, что и она меня любит,
причем уже больше месяца, и счастлива, что я наконец заговорил о любви и она
теперь тоже может мне об этом сказать.
На самом деле я ее не любил. И где-то в глубине души даже чувствовал
себя виноватым за такие игры с нею и за притворство в том, чего не
испытывал. Конечно, она мне нравилась, но я ее не любил. Правда, я вдруг
понял, что могу использовать ее чувства ко мне для достижения своих целей,
могу подтолкнуть ее к тому, чего хочу.
Наши отношения изменились, как по мановению волшебной палочки. Только
что я был рабом нашего эпистолярного общения, рабом своего желания писать и
читать письма подруги по переписке, а в следующее мгновение я оказался