"Сэм Льювеллин. В смертельном круге " - читать интересную книгу автора

мне. Потом я поднял кливер [носовой парус] и другие паруса. Мне сняли гипс
только в начале недели, и рука еще не обрела своей обычной силы. Я был весь
в поту, когда возвращался на корму к бизань-мачте.
Когда я поднял парус и на бизани, Поул остановил двигатель.
"Альдебаран" пошел под парусами, похожими на большие белые крылья. Следом
за ними в кильватере на голубой воде тянулась длинная белая дорога.
Прогноз погоды предвещал южный ветер от четырех до пяти баллов.
Область низкого давления смещалась к северу и была уже в трехстах милях к
западу от Ирландии; это означало, что у нас будут хорошие условия для
плавания, пока мы не попадем в другой погодный пояс. После этого нам
придется осторожно проскользнуть через Бискайский залив и спуститься вдоль
берега Португалии. А потом испытать судьбу и попытаться пройти через
Гибралтар и дальше, в Марбеллу. Всего 1100 миль пути - это две недели при
попутном ветре и неопределенное время, если ветра не будет. Чтобы успеть на
Кубок Марбеллы, мы должны быть там через двадцать дней.
По правому борту медленно скрывались в серой дымке моря очертания
Оар-Хэда. Я сел, опершись спиной на прекрасный новый спасательный плот,
подставив лицо лучам апрельского солнца и слушая скрипы и старой деревянной
посудины. С тринадцати лет живя в "Саут-Крике", я ходил на деревянных судах
благодаря Генри. Это потом уже яхты пли делать из ультралегкого пластика,
укрепленного фибергласовыми связями. Этот пластик был разработан в рамках
американской космической программы и в британской "Аэроспейс". Теоретически
я должен был бы испытывать счастье, снова оказавшись на деревянной яхте.
А на практике я был весьма озабочен.
Я и раньше ходил в этих водах с Поулом. Нам обоим тогда было по
девятнадцать. Его отец был еще жив - энергичный, напористый мужчина,
который смог выбиться из гаража в Хакли, где он начинал, стать
автомобильным дилером и развить в себе вкус к морским гонкам, войдя в
высшие слои общества.
Поул и я переправляли "Кортину", судно его отца, в Коус-Уик. Он все
время был на руле. А я ставил и убирал паруса, готовил чай и занимался
навигацией. "Кортина" была быстрым тридцативосьмифутовым шлюпом. В то время
у нас в "Саут-Крике" вовсе не было таких. Я к тому времени уже делал успехи
в гонках малых яхт и с наивностью девятнадцатилетнего парня надеялся, что
после этой перегонки меня попросят остаться на борту и на время гонок. Я
даже делал кое-какие намеки. Поул улыбался своей приятной итонской
улыбочкой и говорил, что он посмотрит, что можно будет сделать. Когда мы
пришли в Медину, на борт поднялся экипаж. А Поул вручил мне конверт: в нем
была пятифунтовая банкнота и билет второго класса до "Саут-Крика".
- Спасибо за помощь, - небрежно сказал мне Поул.
Я уставился на него.
- А как же насчет гонок?
- Ужасно сожалею, - ответил Поул. - Нет места.
И он рассмеялся, как будто это было очень смешно. Первые несколько
дней прошли относительно спокойно. Мы привыкли к некой рутине - шесть часов
на вахте, шесть часов свободен. "Альдебаран" двигался прямо на
юго-юго-восток и требовал минимум внимания. Все, что мы должны были делать,
это слушать прогноз погоды, заводить двигатель на три часа в день для
подзарядки аккумуляторов, питающих автопилот и другую электронику, держать
трюм сухим, выкачивая воду, и оставаться цивилизованными людьми при