"Надежда Лохвицкая. Собака (Рассказ незнакомки)" - читать интересную книгу автора

От Толи получила только один раз письмецо из Москвы, где он продолжал
учение.
"Лялечка, - писал он, - помните, что у вас есть собака, и, если
понадобится, кликните ее". Адреса он не приложил, и я ничего не ответила.
Началась война.
Мальчики наши все оказались патриотами и все пошли на фронт. Я слышала,
что Толя пошел тоже, но как-то мало обратила на это внимания. Зина
записалась в сестры милосердия, а я продолжала крутиться.
Работа моя в консерватории шла все хуже и хуже. Вдобавок попала я в
развеселую компанию молодой богемы. Начинающие поэты, непризнанные
художники, вечера, посвященные эротическим темам, ночи в "Бродячей собаке".
Удивительное было заведение, эта "Бродячая собака". Втягивала в себя
совершенно чуждые ей элементы, втягивала и засасывала.
Никогда не забуду одну постоянную посетительницу. Это была дочь
известного журналиста, замужняя женщина, мать двоих детей.
Кто-то случайно завез ее в этот подвал, и, можно сказать, она так там и
осталась. Красивая молодая женщина с огромными черными, точно от ужаса
раскрытыми глазами, она приходила каждый вечер и оставалась до утра, дыша
пьяным угаром, слушая завывающую декламацию молодых поэтов, в стихах
которых, наверное, не понимала ни слова, всегда молчащая, какая-то
испуганная. Говорили, что муж разошелся с ней и детей от нее отобрал.
Как-то заметила я около нее молодого человека, очень болезненного вида,
одетого изысканно, всего какого-то манерного, "уайльдовского" типа.
Он сидел рядом с ней с равнодушным видом и не то писал, не то
набрасывал карандашом на лежащей перед ней бумажке. Эти слова или знаки,
по-видимому, страшно волновали ее. Она краснела, испуганно оглядывалась, не
прочел ли кто, выхватывала карандаш и быстро замазывала написанное, а потом
снова напряженно ждала, пока он лениво водил карандашом, и снова вспыхивала
и вырывала из его руки карандаш.
Было в нем, в этом выродке, что-то такое беспокойно-противное, что я
подумала: "Неужели найдется на свете такая идиотка, которая допустит его к
какой-нибудь близости, как-нибудь поверит ему, да еще, пожалуй, увлечется
таким гадом ползучим?"
Через две недели этой идиоткой оказалась я сама. Мне не хотелось бы
долго останавливаться на этой отвратительной полосе моей жизни.
Гарри Эдверс был "поэтом и композитором". Сочинял песенки, которые и
читал нараспев, все на один и тот же мотив.
Настоящее имя его было Григорий Николаевич. Фамилии его так я и не
узнала. Помню, как-то приходили ко мне из милиции узнавать (это было уже при
большевиках), не скрывается ли в моей квартире Григорий Ушкин. Но не знаю в
точности, о нем ли шла речь.
Этот Гарри вошел в мою жизнь так естественно и просто, словно в свой
номер гостиницы, открыв дверь своим ключом.
Познакомились, конечно, там же, в "Бродячей собаке" Я в тот вечер была
в числе выступающих на эстраде и спела тогда еще модную песенку Кузмина
"Дитя, не тянися весною за розой". И кто-то из публики после этой первой
фразы пропел: - "Роза в Одессе живет"...
Это спели за столиком Эдверса. И когда я проходил на свое место, он
встал и пошел за мною.
- Вы не обиделись? Это Юрочка дурит. Но вы не должны это петь. Вы