"Надежда Лохвицкая. Собака (Рассказ незнакомки)" - читать интересную книгу автора

должны петь мою "Дюшессу". С этого и пошло. Через две недели я была уже
обстрижена, выкрашена в темно-рыжий цвет, наряжена в мужской костюм из
черного бархата и пела с папироской в руках Гаррину ерунду:

- Бледный мальчик из папье-маше
Был любимцем голубой принцессы.
Было в нем особое каше,
Обещавшее особые эксцессы.

Поднимала брови, стряхивала пепел с папиросы продолжала:

- У принцессы сладкая душа,
Не душа - душистая дюшесса,
Только за десертом хороша,
Для любителей де-ли-ка-тесса.

И так далее, в этом роде. Гарри слушал, одобрял, поправлял. - Вы должны
воткнуть в петличку ненормальную розу Зеленую. Огромную. Уродливую.
У Гарри была своя свита, свой двор. Тоже "ненормальный, зеленый и
уродливый". Зеленая девица-кокаиноманка, какой-то Юрочка, "которого все
знают", чахоточный лицеист, и горбун, чудесно игравший на рояле. Все были
связаны какими-то тайнами, говорили намеками, о чем-то страдали, чем-то
волновались и, как теперь понимаю, иногда просто ломались в пустом
пространстве.
Лицеист любил кутаться в испанскую шаль и носил дамские туфли на
высоких каблуках, зеленая девица одевалась юнкером.
Не стоит обо всем этом рассказывать. Дело не в них. Упоминаю только,
чтобы дать понятие, в какую среду я попала.
Жила я тогда в меблированных комнатах на Литейной. Туда же переехал и
Гарри.
Принялся он за меня круто. До сих пор не понимаю - считал ли он меня
богатой, или действительно увлекся. Отношения у нас были странные. Тоже
"зеленые и уродливые". Рассказывать об этом сейчас не буду.
Страннее всего было то, что, когда я была с ним, я чувствовала к нему
отвращение, острую гадливость, точно я целуюсь с трупом. А без него жить не
могла.
Приехал с фронта Володя Катков. Прибежал ко мне возбужденный,
радостный. Ахнул на мою рыжую голову.
- Зачем это? Ах ты фокусница. Но все равно - ты ужасно мила.
Повертел меня в разные стороны, и видно было, что очень я ему нравлюсь.
- Я, Лялечка, всего на недельку и все время пробуду с тобой. Надо
очень, очень много сказать. Теперь уж откладывать нечего.
И вот входит Гарри. Даже не постучал в дверь. И видно было, что Володя
сразу ему не понравился. Заревновал, что ли. Поэтому очень развязно
развалился в кресле и стал говорить со мной на ты, чего раньше никогда не
делал.
Володя как-то растерялся, долго молча переводил глаза с меня на Гарри,
с Гарри на меня, потом решительно встал, одернул свой френч и попрощался.
Мне очень было тяжело, что он так уходит, но я сама растерялась от
Гарриной наглости, ничего не нашла сказать и не сумела удержать Володю.