"А.А.Локшин "Гений зла"; "Быть может выживу"; "Трагедия предательства" - как портрет эпохи " - читать интересную книгу автора

с ним сделалась истерика.
Наши отношения продолжали накаляться, но я не могу себе представить,
что одно лишь это заставило его в конце концов выступить против моего отца
(спустя тринадцать лет после его смерти). Думаю, что основная причина не в
этом, а в чем-то другом.
В заключение этого раздела, посвященного Карпинскому, я приведу четыре
цитаты, которые мне кажутся довольно красноречивыми.
"Мы с ним [Локшиным] общались исключительно о музыке."
Карпинский, 2000 ("Эхо Москвы")

"Мы много говорили с Александром Лазаревичем о самых разных вещах."
Карпинский, 1998
"Выяснение его [Локшина], так сказать, каких-то социальных, что ли,
характеристик - это дело, видимо, определенных органов, следственных, еще
каких-то..."
Карпинский, 2000 ("Эхо Москвы")

"...личность такого масштаба [как Локшин] мне больше никогда не
встречалась. Было ощущение, что этот человек знает все, что он владеет всем
миром явлений, что нет ничего такого в искусстве (и не только), что было бы
ему неизвестно или непонятно. При этом я не чувствовал себя рядом с ним
маленьким и ничтожным. Наоборот, казалось, этот человек возвышает меня -
наверное, невольно - до своего уровня, помогает понять, овладеть чем-то мне
неизвестным. Мне казалось, что это божество, наделяющее меня благодатью".
Карпинский, 1998

Вторая и четвертая цитаты взяты мной из той рукописи, которую я
исключил из сборника, посвященного моему отцу. Я рад, что она, наконец,
пригодилась.

V

Сплетня, гласность и стукачи

Представив читателю Карпинского, вернусь к своему не особенно
хронологическому повествованию. Как я уже говорил, пока я был молод,
отцовская проблема почти не касалась меня. Один только раз я пережил
сильнейшее унижение, когда профессор математики Виктор Иосифович Левин не
узнал меня при встрече. Я только что закончил мехмат и приходил навестить
своего приятеля, который учился у Левина в педагогическом институте. Мы
столкнулись с Левиным в дверях, и он со мной не поздоровался. То, что он мог
меня действительно не узнать, исключено. Я был его любимым учеником в
восьмом классе (он и Якобсон преподавали в нашей школе одновременно). А
после десятого класса Левин уговаривал меня поступать не на мехмат, а именно
в его институт, где я мог бы учиться лично у него.
Надо сказать, что смысла произошедшего я тогда так и не понял.
Другие столь же выразительные эпизоды относятся уже к 1986-ому и более
поздним годам, и мне нет смысла все их перечислять.
Здесь же мне хочется отметить два обстоятельства.
По-видимому, сплетня, окружавшая имя моего отца, равномерно росла как