"А.А.Локшин "Гений зла"; "Быть может выживу"; "Трагедия предательства" - как портрет эпохи " - читать интересную книгу автора

Рождественский прислал
отцу довольно-таки лестное письмо, в котором приглашал его в Лондон на
премьеру. Отца, естественно, туда не пустили.
Премьера прошла с большим успехом, но без автора. Некоторые (например,
Карпинский) считают, что 3-я симфония - одна из вершин творчества моего
отца. Сам он слышал исполнение этого своего сочинения только в записи,
причем на скверной пленке.
Но главное было, конечно, не в этом. Когда Рождественский вернулся в
Москву, их отношения с моим отцом как-то расклеились. Отец, вероятно, не
сразу понял, в чем дело. Вскоре оказалось, что это был полный разрыв.

VII

Поход в "Мемориал"

Теперь я расскажу о том, как в 89-ом году, во время апогея перестройки
и гласности, я отправился в "Мемориал", чтобы мне помогли там узнать истину
о моем собственном отце.
В "Мемориале" в то время уже работал и занимал там, если не ошибаюсь,
видное положение правозащитник Александр Даниэль, с которым мы учились
когда-то в одной школе. Я надеялся, что он меня вспомнит и как-то поможет в
моем деле.
Накануне я переболел сильнейшим гриппом и имел поэтому весьма бледный
вид. Моральная проблема, которую я нес в себе, тоже, наверное, как-то
отражалась на моем лице. Это привело к тому, что, пока я поднимался по
лестнице, все со мной здоровались, улыбались мне и кланялись. Думаю, что
меня ошибочно приняли за какого-то правозащитника.
Мы встретились с Сашей Даниэлем очень дружески и уселись поговорить в
закутке на диване. За 20 лет, что мы не виделись, Саша Даниэль сильно
изменился. В школе это был тихий, скромный мальчик с мягкими чертами лица.
Те времена были очень трудными для него (а я, напротив, жил припеваючи).
Тогда он казался мне будущим неудачником. Теперь же выяснилось, что
неудачник - это я сам.
Я приглядывался к нему. Видимо, он успел пройти через какие-то тяжелые
испытания, неведомые мне. Черты его лица стали чрезвычайно жесткими - я
никогда не встречался раньше с такими метаморфозами. Мне пришло в голову,
что все мои проблемы для него - тьфу.
Тем не менее, наш разговор начался вполне дружески. Я изложил ему суть
дела, и Даниэль сказал:
- Да, я что-то такое вспоминаю. Твой отец был, кажется, музыковед?
- Нет, - отвечал я, - он был композитором.
- Тогда я тебя не понимаю, - сказал он. - Главное, чтобы исполняли его
музыку. А стучал он при жизни или нет - какое это теперь имеет значение?
Я, слава богу, понимал, что дело обстоит как раз наоборот.
Я сказал:
- Понимаешь, наш телефон при жизни отца все время прослушивался. Письма
вскрывались. Где-то должно быть на моего отца какое-то "дело"...
Он отвечал:
- Ну да, на всех стукачей заводились какие-то "дела"...
Мы явно не понимали друг друга.