"Джек Лондон. Finis." - читать интересную книгу автора

догадаться, что кто-то прячется наверху над берегом. Снежная пелена была
нетронута. След нарт нигде не сворачивал с дороги.
Ночи становились длиннее, и дневные дежурства Моргансона все
сокращались. Однажды в темноте по дороге проехали нарты со звоном
колокольчиков, и Моргансон в угрюмой досаде жевал лепешки, прислушиваясь к
этим звукам. Все было против него. Десять дней он упорно следил за
дорогой, терпя адские муки холода, и ничего не дождался. Прошел только
один индеец налегке. А теперь, ночью, когда сторожить было ни к чему, по
дороге двигались люди, собаки и нарты с грузом жизни, направляясь к югу, к
морю, к солнцу, к цивилизации.
Так думал он теперь о нартах, которые подстерегал. В нартах была
жизнь, его жизнь. В нем жизнь затухала, слабела; он боролся со смертью в
этой палатке, занесенной снегом. От недоедания он терял силы и не мог
продолжать путь. А нарты, которых он дожидался, везли собаки, - там была
еда, которая раздует пламя его жизни, там были деньги, и они обещали ему
море, солнце, цивилизацию. Море, солнце, цивилизация - все это стало для
него равнозначно жизни, его жизни, и все это было на тех нартах, которых
он ждал. Эта мысль завладела им, и постепенно он стал думать о себе, как о
законном владельце нарт, груженных жизнью, как о законном владельце, у
которого отняли его собственность.
Мука подходила к концу, и Моргансон вернулся к прежней норме - две
лепешки утром и две вечером. Но тогда увеличилась слабость и мороз стал
щипать еще крепче, однако Моргансон по-прежнему день за днем сторожил
дорогу, которая, словно назло ему, оставалась мертвой и не хотела ожить.
Скоро цынга перешла в следующую стадию: кожа потеряла способность выводить
из крови продукты распада, и тело стало отекать. Особенно отекали ступни и
так ныли, что ночью Моргансон подолгу не мог заснуть. Потом отеки
распространились до колен и боль усилилась.
Наступило резкое похолодание. Температура все падала - сорок,
пятьдесят, шестьдесят градусов ниже нуля. Термометра у Моргансона не было,
но как все, кто жил в этой стране, он определял температуру по ряду
признаков - по шипенью воды, когда ее выплескиваешь на снег, по острым
укусам мороза, по тому, с какой быстротой замерзает пар от дыхания и слоем
инея оседает на парусиновых стенах и на потолке палатки. Тщетно он боролся
с холодом, стараясь продолжать свои дежурства на берегу. Он очень ослабел,
и мороз легко одолевал его, запуская зубы глубоко в его тело, пока он не
спасался в палатку, чтобы погреться у огня. Нос и щеки у него были уже
обморожены и почернели, а большой палец левой руки он ухитрился
отморозить, даже не снимая рукавицы. Моргансон примирился с мыслью, что
первым суставом придется пожертвовать.
И вот именно тогда, когда мороз загнал его в палатку, дорога, как бы
в насмешку над ним, вдруг ожила. В первый день проехало трое нарт, во
второй - двое. Оба эти дня он выходил на берег, но, сраженный холодом,
спасался бегством, - и каждый раз, через полчаса после его ухода, по
дороге проезжали нарты.
Затем мороз спал. Теперь Моргансон опять мог сидеть на берегу, но
дорога снова замерла. Целую неделю он сторожил, прячась среди ветвей, но
на реке не было и признака жизни, ни одна живая душа не прошла ни в ту, ни
в другую сторону. Моргансон еще сократил свою дневную порцию - до одной
лепешки вечером и одной утром - и как-то даже не очень это почувствовал.