"Джек Лондон. Дитя воды (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

болтливостью; но я невольно залюбовался им теперь. Наверное, старше
семидесяти лет, тощий, как копье, и сморщенный, как мумия, он проделывал
то, чего не могли бы и не захотели проделать многие молодые атлеты моей
расы! До дна было по крайней мере сорок футов. И на дне я увидел
заинтересовавший его предмет, то прятавшийся, то высовывавшийся из-за
глыбы коралла. Острый взгляд Кохокуму подметил выдававшиеся щупальца
спрута. Когда он бросился в воду, щупальца лениво спрятались. Достаточно
было мельком увидеть хоть одно из них, чтобы догадаться об огромных
размерах чудовища.
Давление воды на глубине сорока футов не шутка даже для молодого
человека, между тем оно, по-видимому, не причиняло ни малейшего неудобства
этому старику. Я убежден, что он даже не замечал его! Ничем не
вооруженный, совершенно голый, если не считать короткого мало - лоскута
материи вокруг бедер, - он не смущался размерами чудовища, которое считал
своей добычей. Я видел, как он ухватился правой рукой за выступ коралла, а
левую руку до плеча сунул в пещеру. Прошло полминуты; он копался там и
ощупывал что-то левой рукой. Покрытые мириадами присосок, показались
из-под коралла щупальца. Ухватив его руку, они обвили ее, как змеи.
Наконец, дернувшись, показался и спрут - настоящий дьявол-осьминог.
Между тем старик как будто не торопился вернуться в родную стихию, на
воздух. На глубине сорока футов под водою, обернутый спрутом по крайней
мере в девять футов ширины между кончиками щупальцев, он холодно и даже
небрежно сделал единственное движение, отдававшее в его власть чудовище:
он сунул худощавое, ястребиное лицо в центр слизистой, извивающейся массы
и уцелевшими старыми клыками прокусил сердце чудовища. Сделав это, он стал
подниматься вверх, медленно, как должен делать пловец, когда меняется
давление при переходе из глубины на поверхность. Выплыв возле каноэ, не
вылезая еще из воды и стряхивая с себя присосавшееся к нему чудовище,
неисправимый греховодник затянул торжественное пуле, которое распевали
бесчисленные поколения ловцов осьминогов:

О Каналоа запретных ночей!
Стань прямо на твердой земле!
Стань на дне, где лежит осьминог!
Стань и возьми осьминога из моря глубокого!
Поднимись, поднимись, о Каналоа!
Шевелись! Шевелись! Разбуди осьминога!
Разбуди лежащего плашмя осьминога! Разбуди
распростертого осьминога...

Я закрыл глаза и уши, не протянув ему даже руки, ибо совершенно был
уверен, что он и без посторонней помощи взберется в нашу неустойчивую
скорлупку, нисколько не рискуя опрокинуть ее.
- Замечательный спрут! - говорил он. - Это вахине (самка). А теперь я
спою тебе песнь о ракушке каури, о красной ракушке каури, которой мы
пользовались, как наживкой для спрутов...
- Ты возмутительно вел себя ночью на поминках! - отпарировал я. - Я
все знаю! Ты здорово шумел! Ты так пел, что всех оглушил! Ты оскорбил сына
вдовы. Ты пил, как свинья; нехорошо в твоем возрасте глотать целыми
кружками; когда-нибудь ты проснешься мертвецом. Тебе пора быть