"Джек Лондон. Люди бездны (Очерк)" - читать интересную книгу автора

мгновенно угадав мою национальность.
Завязалась беседа, которую мы продолжили в трактире за двумя пинтами
дешевого пива, темного со светлым пополам. Это сблизило нас настолько,
что, когда я выгреб из кармана на шиллинг медяков (давая понять, что это -
вся моя наличность) и, отделив шесть пенсов на ночлег, выложил остальные
на пиво, он великодушно предложил пропить весь шиллинг.
- Мой сосед по комнате так скандалил вчера ночью, что полисмены
забрали его, - сказал он. - Можешь спать на его койке. Идет?
Я согласился и, распив с ним на целый шиллинг пива и проведя ночь в
жалкой конуре, на жалкой постели, составил себе некоторое представление об
этом парне. Позднее я по опыту убедился, что в каком-то отношении он
является довольно типичным представителем большинства лондонских
чернорабочих.
Он родился в Лондоне, отец его был пьяница-кочегар, и сын пошел по
его стопам. Домом для ребенка служили улицы и доки. Читать он не научился
и никогда не испытывал в этом потребности, убежденный, что грамота -
никчемное дело, во всяком случае, для человека в его положении.
У него была мать и куча горластых братьев и сестер. Они ютились в
двух комнатенках, питались скверно, а то и вовсе голодали, и себя одного
он мог прокормить лучше. Поэтому он редко являлся домой, только в тех
случаях, когда совсем уже нечего было есть. Он воровал, попрошайничал на
улицах и пристанях, дважды плавал на пароходе слугой в кают-компании,
потом несколько раз помощником кочегара и достиг вершины, став, наконец,
кочегаром.
За это время он выработал себе жизненную философию, довольно мерзкую
и отталкивающую, но, с его точки зрения, весьма здравую и логичную. Когда
я спросил, для чего он живет, он отвечал не задумываясь: "Да чтоб выпить".
Наймется на пароход (ведь подработать-то надо!), в конце плавания - расчет
и грандиозная попойка. Затем выпивки поскромнее, от случая к случаю,
выклянченные в кабаках у приятелей, вроде меня, не успевших еще растратить
свои медяки; а потом, когда и этот источник иссякнет, - опять пароход и
весь дьявольский круг сначала.
- А женщины? - поинтересовался я, когда он кончил восхваление попойки
как единственной цели существования.
- Что женщины! - Он стукнул кружкой о стойку и заговорил с
горячностью: - Известно, что это за народ! Лучше держаться от них
подальше. Не стоит, приятель, с ними связываться, верь слову, не стоит.
Ну, на что женщины такому, как я? Скажи сам. Вот, к примеру, моя мать. Она
драла ребятишек и отравляла жизнь отцу, когда он приходил домой, хоть, по
правде сказать, домой он и заглядывал-то редко. А почему редко? Из-за нее
же. Потому что дома ему было не сладко. А другие женщины, думаешь, лучше
обращаются с бедным кочегаром, если у него завелось вдруг несколько
шиллингов в кармане? Он мог бы выпить на эти деньги, мог бы здорово
напиться, а они в момент все выпотрошат - и конец, даже на рюмочку не
останется. Мне это все известно. Я-то погулял вволю и знаю, что к чему. И
еще скажу тебе: где женщины, там и неприятности - крики, ругань, драки,
поножовщина, полисмены, суд. А знаешь, что за это дают? Месяц тяжелых
работ. И никакой тебе получки, когда выйдешь оттуда.
- Но подумай, жена и дети, семейный очаг и всякое такое, -
назидательно заговорил я. - Вот ты вернулся из плавания, малыши