"Джек Лондон. Признание (Очерк)" - читать интересную книгу автора

на которой лежал пяток сваренных всмятку яиц.
- Умер. - Я снова проглотил воображаемые слезы. - Две недели назад.
Вдруг, у меня на глазах. Мы переходили улицу, он упал на мостовую... И так
и не пришел в сознание. Его отнесли в аптеку: там он и скончался.
И я стал рассказывать ей грустную повесть о моем отце, как после
смерти матушки мы оставили наше ранчо и поселились в Сан-Франциско. Как
его пенсии (он был старый солдат) и небольших сбережений нам не хватало, и
он сделался агентом по распространению печатных изданий. Я рассказал также
о собственных злоключениях, как после смерти отца я очутился на улице и
несколько дней, одинокий и потерянный, бродил по городу. Пока добрая
женщина разогревала мне бисквиты, жарила ломтики грудинки и варила новую
партию яиц, я, расправляясь со всем этим, продолжал набрасывать портрет
бедного, осиротевшего юноши, вписывая в него все новые детали. Я и в самом
деле превратился в этого бедного юношу. Он был для меня такой же
действительностью, как яйца, которые я уплетал. Я готов был плакать над
собственными горестями, и раза два голос мой прерывался от слез. Это было
здорово, скажу я вам!
И положительно каждый мазок, которым я оживлял этот портрет, находил
отзвук в ее чуткой душе, и она удесятеряла свои милости. Она собрала мне
еды в дорогу, завернула крутые яйца, перец, соль и еще какую-то снедь да
большое яблоко в придачу. Подарила мне три пары красных плотных шерстяных
носков, надавала чистых носовых платков и еще невесть чего - всего и не
упомнишь. И все время она готовила мне новые и новые блюда, которые я
исправно уничтожал. Я обжирался, как дикарь. Перевалить через Сиерру на
положении бесплатного груза было весьма серьезным предприятием, а ведь я
понятия не имел, когда и где приведется следующий раз пообедать. И все
время, подобно черепу, напоминающему за пиршеством о смерти, ее
собственный злосчастный сын сидел тихо, не шелохнувшись, и не сводил с
меня немигающих глаз. Должно быть, я был для него воплощенной загадкой,
романтическим приключением - всем тем, на что не мог его подвигнуть слабый
огонек жизни, чуть теплившийся в тщедушном теле. И все же на меня нет-нет
да и нападало сомнение: а не видят ли эти глаза насквозь все мое
фальшивое, изолгавшееся нутро?
- Куда же вы едете? - спросила женщина.
- В Солт-Лейк-Сити, - ответил я. - Там живет моя сестра. Она замужем
(у меня был минутный соблазн объявить сестру мормонкой, не я вовремя
одумался). У зятя водопроводная контора, он берет подряды.
Я тут же спохватился, что водопроводчики, берущие подряды, как будто
недурно зарабатывают, но слово уже сорвалось с языка, - пришлось пуститься
в объяснения.
- Если б я написал, они, конечно, выслали б мне на дорогу. Но оба они
болеют, а теперь и дела у них пошатнулись. Зятя обобрал компаньон. Мне не
хотелось вводить их в лишние расходы. Я знал, что как-нибудь доберусь, и
написал, что наскребу на проезд до Солт-Лейк-Сити. Сестра у меня
красавица, редкой доброты женщина. И очень ко мне привязана. Очевидно, я
начну работать у шурина и со временем изучу дело. У сестры две девочки,
обе меня моложе. Младшая - совсем еще ребенок.
Из всех замужних сестер, которых я рассеял по городам Соединенных
Штатов, особенно близка моему сердцу сестра в Солт-Лейк-Сити. Это, можно
сказать, вполне реальная личность. Рассказывая о ней, я воочию вижу ее, ее