"Джек Лондон. Поручение" - читать интересную книгу автора

краб, явственно ощущая тяжесть своих рук и ног. Каждый раз для того, чтобы
поднять ногу, ему приходилось до боли напрягать всю волю. Черчиллю начало
казаться, что на ногах у него свинцовые башмаки, как у водолаза, и он едва
перебарывал желание нагнуться и пощупать свинец руками. Что касается
саквояжа Бонделла, то казалось непостижимым, как могут сорок фунтов весить
так много. Саквояж давил на него так, словно он тащил на спине гору, и
Черчилль не верил сам себе, вспоминая, как год назад он поднимался на этот
самый перевал с грузом в сто пятьдесят фунтов за плечами! Если в тот раз он
тащил сто пятьдесят фунтов, то саквояж Бонделла весил, наверное, фунтов
пятьсот.
Первый подъем от озера Кратер к перевалу пролегал через небольшой
ледник. Тропа здесь была хорошо видна. Но выше, за ледником, являвшимся
границей лесной зоны, не было ничего, кроме хаоса голых скал и огромных
валунов. Тропинку в темноте не было видно, и он двигался вслепую, ощупью,
затрачивая раза в три больше усилий, чем обычно. Он добрался до перевала в
разгар снежной бури и, на свое счастье, натолкнулся на маленькую заброшенную
палатку, в которую немедленно заполз. Там он нашел несколько старых и
засохших картофелин и полдюжины сырых яиц, которые с аппетитом проглотил.
Когда снег и ветер стихли, он начал почти немыслимый спуск. Тропинки
здесь не было, и он брел наугад, спотыкаясь, то и дело в самый последний
момент обнаруживая, что находится у края какого-нибудь обрыва или ущелья,
глубину которых он даже представить не мог. Вскоре тучи вновь закрыли
звезды, и в наступившем мраке он поскользнулся и катился вниз футов сто,
очутившись исцарапанным и окровавленным на дне большой ямы. Здесь стояло
зловоние от лошадиных трупов. Яма была поблизости от тропинки, и погонщики
обычно сбрасывали сюда разбитых и умирающих лошадей. От зловония Черчилля
затошнило и, словно в каком-то кошмаре, он стал карабкаться наверх. На
полпути он вспомнил о саквояже. Саквояж свалился в яму вместе с Черчиллем,
ремни, видимо, лопнули, и он совсем забыл про него. Опять ему пришлось лезть
в эту вонючую яму и полчаса ползать на коленях, на ощупь отыскивая саквояж.
Прежде чем он наткнулся на саквояж, он насчитал семнадцать дохлых лошадей и
одну живую, которую пристрелил из револьвера. Оглядываясь на прошлое, в
котором он не раз проявлял храбрость и одерживал победы, Черчилль, не
задумываясь, заявил сам себе, что это возвращение за саквояжем было самым
героическим поступком в его жизни. Настолько героическим, что прежде чем
выбраться из ямы, он дважды оказывался на грани обморока.
Когда наконец он добрался до ступеней и крутой спуск Чилкута остался
позади, дорога стала легче. Нельзя сказать, чтоб это была очень хорошая
дорога даже в лучших местах, но вполне приемлемая тропинка, по которой он
мог бы идти нормально, если бы не был изнурен до последней степени, если бы
у него оказался фонарь, чтобы светить под ноги, и если бы не саквояж
Бонделла. Черчилль находился в таком состоянии, когда саквояж оказался для
него той соломинкой, которая, как говорит пословица, переломила спину
верблюду. У него едва хватало сил нести самого себя, но добавочный вес валил
его на землю почти каждый раз, когда он спотыкался. А когда удавалось
удержаться на ногах, откуда-то из темноты высовывались ветки, цеплялись за
саквояж на спине и тащили Черчилля назад.
Постепенно у Черчилля крепло убеждение, что если он упустит
"Афинянина", то только из-за саквояжа. Вообще в сознании у него осталось
только два предмета: саквояж и пароход. Он думал только о двух этих