"Джек Лондон. На Сороковой Миле." - читать интересную книгу автора

но она хлестнула его по морде своим подолом и убежала - отделалась
изодранной юбкой да здорово вывалялась в снегу. После этого он опять удрал
в лес. Надеюсь, больше не вернется. А что, у тебя тоже погибла собака?
- Да, одна, лучшая из всей своры - Шукум. Утром он вдруг взбесился,
но убежал не очень далеко. Налетел на собак из упряжки Ситки Чарли, и они
проволокли его по всей улице. А сейчас двое из них взбесились и вырвались
из упряжки - как видишь, он свое дело сделал. Если мы что-нибудь не
предпримем, весной недосчитаемся многих собак.
- И людей тоже.
- Это почему? Разве с кем-нибудь случилась беда?
- Беттлз и Лон Мак-Фэйн поспорили и через несколько минут будут
сводить счеты внизу, у проруби...
Ему рассказали все подробно, и Мэйлмют Кид, привыкший к
беспрекословному послушанию со стороны своих товарищей, решил взяться за
это дело. У него быстро созрел план действий; он изложил его
присутствующим, и они пообещали точно выполнить указания.
- Как видите, - сказал он в заключение, - мы вовсе не лишаем их права
стреляться; но я уверен, что они сами не захотят, когда поймум всю
остроумную суть нашего плана. Жизнь - игра, а люди - игроки. Они готовы
поставить на карту все состояние, если имеется хотя бы один шанс из
тысячи. Но отнимите у них этот единственный шанс, и они не станут играть.
- Он повернулся к человеку, на попечение которого находилось хозяйство
поста. - Отмерь-ка мне футов восемнадцать самой лучшей полудюймовой
веревки. Мы создадим прецедент, с которым будут считаться на Сороковой
Миле до скончания веков, - заявил он. Затем он обмотал веревку вокруг руки
и вышел из дверей в сопровождении своих товарищей как раз вовремя, чтобы
встретиться с главными виновниками происшествия.
- Какого черта он приплел мою жену? - заревел Беттлз в ответ на
дружескую попытку успокоить его. - Это было ни к чему! - заявил он
решительно. - Это было ни к чему! - повторял он, шагая взад и вперед в
ожидании Лона Мак-Фэйна.
А Лон Мак-Фэйн с пылающим лицом все говорил и говорил: он открыто
восстал против церкви.
- Если так, отец мой, - кричал он священнику, - если так, то я с
легким сердцем завернусь в огненные одеяла и улягусь на ложе из горящих
углей! Никто тогда не посмеет сказать, что Лона Мак-Фэйна обвинили во лжи,
а он проглотил обиду, не шевельнув пальцем! И не надо мне вашего
благословения! Пусть моя жизнь была беспорядочной, но сердцем я всегда
знал, что хорошо и что плохо.
- Лон, но ведь это не сердце, - прервал его отец Рубо. - Это гордыня
толкает тебя на убийство ближнего.
- Эх вы, французы! - ответил Лон. И затем, повернувшись, чтобы уйти,
он спросил: - Скажите, если мне не повезет, вы отслужите по мне панихиду?
Но священник только улыбнулся в ответ и зашагал в своих мокасинах по
снежному простору уснувшей реки. К проруби вела утоптанная тропинка
шириной в санный след, не более шестнадцати дюймов. По обеим сторонам ее
лежал глубокий мягкий снег. Молчаливая вереница людей двигалась по
тропинке; шагающий с ними священник в своем черном облачении придавал
процессии какой-то похоронный вид. Был теплый для Сороковой Мили зимний
день; свинцовое небо низко нависло над землей, а ртуть термометра