"Джек Лондон. До Адама (Повесть)" - читать интересную книгу автора

блуждал по лесам целую вечность, - робкое, гонимое существо, вздрагивающее
при малейшем звуке, пугающееся собственной тени, всегда настороженное и
бдительное, готовое мгновенно кинуться прочь в смертельном страхе. Ведь я
был легкой добычей любого кровожадного зверя, какой только обитал в лесах
- и ужас, безумный ужас гнал меня вперед, бросая за мной по пятам
неслыханных чудовищ.
Когда мне исполнилось пять лет, я впервые попал в цирк. Домой я
вернулся больным - и отнюдь не от розового лимонада и орехов. Сейчас я
расскажу все по порядку. Как только мы вошли под тент, где находились
животные, раздалось громкое ржание лошади. Я вырвал свою руку из руки отца
и стремглав бросился назад к выходу. Я натыкался на людей, и, наконец,
упал наземь, и все время ревел от ужаса. Отец поднял меня и успокоил. Он
показывал на толпу, которая не боится конского ржания и уверял, что в
цирке совершенно безопасно.
Тем не менее лишь со страхом и трепетом и под ободряющей рукой отца
приблизился я к клетке, в которой сидел лев. О, я тотчас узнал его!
Грозный, ужасный зверь! И в моем сознании вдруг вспыхнула картина из
ночных видений - полуденное солнце сверкает на высокой траве, мирно
пасется дикий буйвол, внезапно трава расступается под стремительным рывком
какого-то темно-рыжего зверя, зверь этот прыгает на спину буйволу, тот,
мыча, падает, потом слышится хруст костей. Или другое: спокойное
прохладное озерцо, дикая лошадь, стоя по колена в воде, неторопливо пьет,
и тут снова темно-рыжий - опять этот темно-рыжий зверь! - прыжок,
ужасающий визг лошади, плеск воды и хруст, хруст костей. Или еще: мягкий
сумрак, грустная тишина летнего вечера, и среди этой тишины могучее,
гулкое рычание, внезапное, как трубный глас судьбы, и сразу же вслед за
ним пронзительные, душераздирающие крики и лопотание в лесу, и я - я тоже
пронзительно кричу и лопочу вместе с другими в этом сумраке леса.
Глядя на него, бессильного за толстыми прутьями клетки, я пришел в
ярость. Я скалил на него зубы, дико плясал, выкрикивал бессвязные, никому
не понятные унизительные эпитеты и строил дурацкие рожи. В ответ он
бросался на прутья и рычал на меня в тщетном гневе. Да, он тоже узнал
меня, и язык, на котором я разговаривал с ним, был знакомым ему языком
древних, седых времен.
Мои родители страшно перепугались. <Ребенок заболел>, - сказала мать.
<У него истерика>, - сказал отец. Ведь я никогда ничего не рассказывал им,
и они ничего не знали. Я уже давно решил тщательно скрывать ото всех это
мое свойство, которое, полагаю, я вправе назвать раздвоением личности.
Я посмотрел еще заклинателя змей, и больше на этот раз в цирке я
ничего не видел. Меня увели домой, утомленного, в сильном нервном
расстройстве: от этого вторжения в мою реальную, дневную жизнь другого
мира, мира моих ночных сновидений, я был по-настоящему болен.
Я уже упоминал о своей скрытности. Только однажды я доверился и
рассказал о своих необыкновенных снах. Я рассказал об этом мальчику -
своему приятелю; нам обоим было по восемь лет. Из своих сновидений я
создал для него картину исчезнувшего мира, в котором, как я уверен, я
когда-то жил. Я рассказал ему о страхе, царившем в те незапамятные
времена, поведал о Вислоухом и обо всех проделках, на которые мы с ним
пускались, о безалаберных и шумных сборищах Племени, о Людях Огня и о
захваченных ими землях.