"А.Ф.Лосев. Итоги тысячелетнего развития ("История античной эстетики" #8, книга 1) " - читать интересную книгу автора

ли сущее? Что есть сущее? Какова сущность сущего? Для чего существует
сущее?{20} Первый из этих вопросов тоже предполагает свои собственные три
вопроса, а именно вопрос о заведомо не сущем (фантастический козло-олень), о
сомнительно сущем (надзвездное небо или антиподы) и о несомненно сущем
(человек, лошадь, орел). По второму основному вопросу (о том, что такое
сущее) мы имеем ответ или при помощи имени, или при помощи определения. Имя
отвечает на вопрос: "что это такое?" Что касается определения, то его нужно
отличать как от установления, поскольку установление есть только общность,
под которую подводится определяемая частность, так и от описания, которое
есть подведение частного под общее без соблюдения существенности этого
подведения. Определение же в собственном смысле есть подведение частного под
общее, но подведение существенного, так, чтобы выявлялась природа
определяемого{21}. Тут же мы получаем ответ и на третий основной вопрос
(каково сущее?), потому что развернутое определение в сравнении с простым
именем как раз и содержит в себе все те признаки, которые отвечают на
вопрос: каково сущее? Таким образом, вопросы о том, что такое сущее и каково
сущее по существу, суть один и тот же вопрос, однако данный в разных
аспектах{22}. Наконец, свой четвертый вопрос, о цели сущего, Давид Анахт
иллюстрирует только при помощи примеров. Но эти примеры весьма интересны для
характеристики гибкой мысли философа. Если ложе существует для человека, то
это можно считать примером довольно обывательским. Но вот у Давида Анахта
оказывается, что человек существует для украшения сущего. Уже один такой
пример ярко свидетельствует об универсальных намерениях философа, несмотря
на тончайшую логическую расчлененность всех допускаемых им подразделений
понятий. Даже больше того. Без пернатых, водных и сухопутных (а к сухопутным
и относится человек) небо не получило бы полного завершения. Мысль эта взята
из Платона. Но в данном случае это не важно. Подобного рода примеры Давид
Анахт мог бы взять откуда угодно. А важно то, что предельная и универсальная
обобщенность отдельных категорий никогда не покидает мысль Давида Анахта,
как бы дифференцированно он ни рассуждал{23}. Сейчас уже можно формулировать
виртуозно-мыслительную структуру начальной ступени определения философии.
Именно, прежде чем определить философию, Давид Анахт ставит вопрос о том,
что значит вообще определение; и прежде чем поставить вопрос об определении,
он задается вопросом, что значит определить; но и для решения этого
последнего вопроса ему хочется узнать об определении вообще. Сначала он
отбрасывает все то, что не есть определение. Предметы несуществующие и
фантастические, а также предметы сомнительные - не заслуживают определения.
Определять можно только то, что есть нечто. Но нечто, думает Давид Анахт,
можно только назвать, то есть дать ему имя, не входя во все прочее. Но это
будет только началом определения, а не самим определением. И началом
определения, а не самим определением это будет потому, что здесь мы только
выделяем определенный предмет из всего прочего, отличаем от всего прочего,
но не приступаем к самому определению по существу. Имя предмета выделяет его
из других предметов, но пока еще не дает его определения. Сначала необходимо
просто выделить данный предмет из всего прочего, то есть отличить его от
всего прочего. Благодаря этому определение начнется, но отнюдь не
закончится, а ограничится только установкой предмета. Но и установить
предмет тоже еще не значит его определить. Чтобы определить предмет, надо
начать всматриваться в содержание установленного предмета. Но и это
всматривание в содержание определяемого предмета тоже еще не есть