"А.Ф.Лосев. Итоги тысячелетнего развития ("История античной эстетики" #8, книга 1) " - читать интересную книгу автора

богословов о троичности ставят выше всего ипостась Отца как основную причину
всех изменений внутри троичности. В развитом виде это было, конечно, то, что
в истории тогдашней философии называется субординационизмом. Сын ниже Отца
уже по одному тому, что он - Сын и причиной его появления является Отец; а
Дух Святой еще ниже Сына и у многих восточных богословов даже вообще не
считался Богом. Никейский символ, осудивший арианство, как мы видели выше
(часть первая, глава VI, 2, п. 1), раз и навсегда отрезал всякие пути к
теориям языческой иерархии в боге, то есть пути субординационизма. И тем не
менее упорные ариане все же могли ссылаться на первенство Отца перед Сыном.
Совсем иначе поступает Августин. в) Согласно Августину, вовсе нельзя
отождествлять сущность (oysia) и субстанцию (hypostasis), как это делали
отцы первого вселенского собора. Сущность выше трех ипостасей, но не в
количественном смысле, потому что иначе получилось бы три или четыре бога.
Августин пользуется новым термином, который в систематической форме был не
знаком никакому неоплатонизму и потому не был известен каппадокийцам (выше,
часть первая, глава V, 2, п. 2). Этот термин - реrsonа, то есть "лицо", или
"личность". Настоящая сущность, которую Августин понимает как принцип бытия
(essentia), есть не просто бытие как факт существования, но именно личность,
а три ипостаси божества есть именно три его лица. Но эссенция, по Августину,
не есть только родовое понятие, в отношении которого три лица были бы только
тремя видовыми понятиями. Личность не есть ни род, ни вообще понятие. Она
связана с тремя лицами не в порядке формального процесса ограничения понятия
и уж тем более не в виде какого-нибудь вещественного сотворения. Три лица
являются только энергией личности. Но энергию Августин понимает в античном
смысле, а именно как смысловое проявление. Поэтому три лица в троичности,
как бы они ни соотносились одно с другим, есть одна и та же личность, хотя в
то же самое время и каждое из них тоже есть полноценная личность. Об этой
терминологии можно много спорить, и отношения между Августином и
каппадокийцами можно формулировать по-разному. Но для нас сейчас важно то,
что Августин впервые назвал неоплатоническое первоединство личностью. Для
языческих неоплатоников это первоединство, конечно, тоже было в конце концов
личностью. Но не имея опыта личности, они вовсе не называли свое
первоединство личностью, а понимали его математически, эстетически, в конце
концов, понятийно, не давая ему никакого собственного имени и не признавая
за ним никакой мифологии, то есть никакой священной истории. Деятели первого
собора, в противоположность этому, конечно, исходили из опыта мировой и
надмирной личности. Но и они все же не придумали этого термина, а продолжали
пользоваться общим термином "сущность"; а так как в порядке борьбы с
субординационизмом они понимают три лица как вполне равнозначные, то для
этого они и употребляли термин "субстанция", то есть говорили о трех
ипостасях. У Августина с этим не было существенной разницы, но термин
"личность" все-таки вносил гораздо большую ясность во всю эту проблему и уже
навсегда преграждал всякий путь к субординации. г) Впрочем, и это для нас не
так важно. Для нас важно сейчас то, что нашелся наконец такой термин,
который действительно был переходным между язычеством и христианством. С
одной стороны, личность в ее августиновском понимании носила на себе
решительно все черты неоплатонического первоединства. А с другой стороны,
термин "личность" был весьма глубоким ответом на христианское вероучение о
личности, которая выше всего и даже выше самого космоса. Само собой
разумеется, поскольку это было переходное время, то "личность" сколько