"А.Ф.Лосев. Итоги тысячелетнего развития ("История античной эстетики" #8, книга 2) " - читать интересную книгу автора

пропорциональное взаимоотношение элементов в пределах отдельного
непостоянного, но целого и цветущего тела. В-третьих, красота и гармония
есть, соответственно, и человеческая мудрость, расцвет ума, здоровья,
творческих сил, понимания, когда мудрец умеет самое главное: "скрывать в
глубине сердца, немого, как рыба" (B 3, о "глубине сердца" ср. также B 110).
В-четвертых, красота и гармония есть симметрическое равновесие элементов в
органах чувств и приспособленность к этим последним истечений, посылаемых
вещами. В-пятых, красота и гармония осуществимы, согласно Эмпедоклу, не
только в запредельном царстве бескачественного Шара и не только в мимолетных
образах текучих вещей человеческого тела и субъекта, но и в целой
исторической эпохе. По античному образцу Эмпедокл мыслит ее в виде так
называемого золотого века. е) Это с виду, казалось бы, является понятной и
вполне стройной системой космической красоты. На самом деле, однако, в
системе Эмпедокла имеется одно острейшее противоречие, которое пронизывает
собою всю философскую эстетику Эмпедокла и которое в новейшее время вызвало
к жизни целую литературу разнообразных толкований Эмпедокла. Это острейшее
противоречие заключается в следующем. С одной стороны, представляется вполне
понятным учение о первоначальном чистом и лишенном не только всяких
противоречий, но даже и вообще всякого расчленения бытии. То, что такого
рода бытие не остается самим собою, то есть не остается в своем абсолютном
единстве, но начинает расчленяться и становится множественным, это тоже
вполне понятно. Наконец, диалектически невозможно отрицать и того, что
расчлененность бытия опять стремится к полному единству, но что такого рода
единство уже перестает быть только нерасчлененным, но одновременно
становится и нерасчлененным в своей глубине и расчлененным в своей
структуре. Это - типичная античная диалектика единства и множества, в
которой нет ни добра, ни зла, ни любви, ни ненависти, а имеется только
общеонтологическая диалектика целого и частей. Но к этой общепонятной и
элементарно необходимой диалектике единого и многого, или бытия и инобытия,
Эмпедокл присоединил еще специально оценочную онтологическую картину,
которую, однако, не так легко согласовать с указанной у нас сейчас и вполне
наличной у самого же Эмпедокла общеонтологической диалектикой. Именно,
первоначальное состояние космоса без всякого внутреннего расчленения, то
есть с полной взаимной пронизанностью всех элементов и потому с их
отсутствием как изолированных, Эмпедокл называет не иначе как Любовью. Но
тогда получается, что расчленение этой первобытной слитности есть уже
результат действия Вражды; и когда водворяется всеобщая и прекрасная
единораздельная цельность, это, получается, есть не что иное, как царство
Вражды. Вот тут-то и кроется глубочайшая непонятность. Неужели прекрасно
упорядоченный космос, красоту которого восхваляет вся античность с начала и
до конца, есть не что иное, как результат общекосмической Вражды? Даже если
сказать, что это есть не царство Вражды, но совокупное царство Любви и
Вражды, то это тоже звучит совсем не по-античному, да и не по Эмпедоклу.
Любопытно также и то, что когда наш прекрасный космос начинает клониться к
упадку и к развалу, то это тоже есть результат действия Вражды. И
получается, что, когда этот космос разваливается окончательно, то есть когда
восторжествует Вражда, это значит на самом деле, что опять торжествует
всеобщая нерасчлененность, то есть Любовь. Противоречие этой оценочной
истории космоса и первоначальной чисто внеоценочной бытийно-инобытийной
диалектики совершенно очевидно; и недаром по поводу этого противоречия у