"А.Ф.Лосев. Итоги тысячелетнего развития ("История античной эстетики" #8, книга 2) " - читать интересную книгу автора

заменил пифагорейский термин "подражание" другим термином, а именно
"участие" (речь идет о причастности вещей идеям), и таким образом тоже
продолжал понимать мимесис как творческое созидание (58 B 12). Что же
касается пифагорейцев, то они вместе с Платоном прямо учили о том, что "все
желает подражать единому" (58 B 14). Но единое, о котором говорили
пифагорейцы и Платон, совершенно лишено всякой множественности и выше всего
раздельного, что видно хотя бы уже из последнего текста, где единое как раз
именно противопоставляется "неопределенной двоице". И так как всякая вещь
есть она сама, она обладает неопределенным нераздельным единством и является
его вещественным воспроизведением. Следовательно, пифагорейское (а в
дальнейшем это будет и у Платона) понимание мимесиса основано на учении о
творческом воспроизведении первоединства, то есть на его
субстанциально-практическом и буквальном воспроизведении. И в этом нельзя не
видеть отдаленного результата того танцевально-театрального представления,
которое мы находим в восторженном самоотождествлении дионисийского хора с
самим Дионисом. в) Но в связи с растущей рефлексией, то есть в связи с
ростом рассудочной цивилизации, это буквальное воспроизведение подражаемого
предмета принимало и более рациональные, даже обывательско-практические
формы. Так, по Демокриту (B 154), "путем подражания мы научились от паука
ткачеству и штопке, от ласточки - постройке домов, от певчих птиц - лебедя и
соловья - пению". Таким образом, на текстах ранней классики можно проследить
превращение мимесиса из буквального воспроизведения подражаемого предмета в
такое его воспроизведение, которое ограничивается одними только жизненными
нуждами. г) На наш взгляд, для истории античного мимесиса имеет большое
значение то, что сделала средняя классика, и особенно в лице софиста Горгия.
Этому Горгию принадлежит знаменитая в древности речь, посвященная
восхвалению Елены, которая оставила своего законного мужа и уехала с Парисом
в Трою. Горгий хочет показать, что если Елена последовала призыву Париса, то
это, возможно, было только потому, что речь, и особенно художественная речь
с употреблением метрики, способна оказывать огромное влияние на психику
человека. Горгий, правда, не употребляет здесь термина "мимесис". Он
употребляет здесь термин "мнение" (doxa), то есть "субъективное
воображение". Замечательным является здесь то, что впервые в античной
литературе изображается весьма глубокое и натуральное душевное волнение под
влиянием переживаемого предмета. Тем самым, очевидно, углубляется и
теоретическое представление о мимесисе. Горгий пишет о художественной речи
(82 B 11, пункт 9 Маков.): "Теми, кто слушает ее, овладевают то трепет
ужаса, то слезы сострадания, то печаль тоски; и по поводу счастия и
несчастия чужих дел и тел душа через посредство речей испытывает некоторое
собственное чувствование". И читаем еще далее (пункт 14 Маков.): "То же
самое значение имеет сила слова в отношении к настроению души, какое сила
лекарства относительно природы тел. Ибо подобно тому, как из лекарств одни
изгоняют из тела одни соки, другие - другое и одни из них устраняют болезнь,
а другие прекращают жизнь, точно так же и из речей одни печалят, другие
радуют, третьи устрашают, четвертые ободряют, некоторые же отравляют и
околдовывают душу, склоняя ее к чему-нибудь дурному". Елену, говорит Горгий,
потому и нельзя осуждать, что ей было невозможно сопротивляться
обольстительным речам Париса. Такова сила душевных волнений, вызываемых
художественно построенной речью. д) В "Воспоминаниях" Ксенофонта термин
"мимесис" опять-таки не употребляется. Но весь этот трактат представляет