"Евгений Федорович Лосев. Миронов " - читать интересную книгу автора

Филиппа Козьмича с молодой красавицей женой встречали в Михайловке
торжественно. Наде-Надюше отвели чистую, пропахшую высохшим чабрецом хату. А
сам Миронов начал принимать многочисленные делегации. Все поздравляли его
душевно и уважительно с прибытием в родные края. Вернее, с кратковременной
побывкой. Старики казаки особо отмечают - несмотря на высокое звание, не
зазнается Миронов, помнит всех и привечает. Добрый, толковый казак. Он ведь
их герой, гордость и слава северных донских станиц...
Парад войск Михайловского гарнизона в честь приезда легендарного
командарма Второй Конной. Густой топот сотен копыт. Блеск молодых глаз...
Что ни казак, то как впаянный в седло... Филипп Козьмич любуется парадом. У
него на груди алый бант. То и дело он салютует золотым оружием. В эфесе
шашки - орден Красного Знамени - высшая награда того времени. Боевой конь,
чуя радость седока, пляшет под ним. И будто разверзлось синее небо от
колокольного набата всех церквей в честь героя Дона, и огненной масти
донской скакун нес горделивого седока в солдатской шинели мимо ликующей
толпы земляков. Стальной, как удар клинка, взгляд теплел. Губы после
бешеных, злобно-отчаянных и Злобно-торжествующих криков войны, кажется,
впервые раздвинулись в подобие улыбки. И, может быть, хоть на миг он
почувствовал на них аромат лазоревых цветов вместе с раннею росистой
дрожью - будто седовласый пастушонок вернулся под крышу родимого куреня в
хуторе Буерак-Сенюткин. Вдруг защемившее сердце толкнуло память с такой
силой, что невольно на затвердевшие, как кора старого дуба, щеки из уголков
глаз поползли тяжелые, как свинец, слезы. Не облегчающие и не очищающие
душу. Последние в его детско-молитвенном сне жизни... Ровно девять долгих
смертельно опасных лет он играл со смертью и сотни раз мог, как подобает
воину, с честью погибнуть на поле боя, но то, что с ним произошло, нельзя
было увидеть даже в страшном сне...
Ярко сияет февральское солнце. Пахнет сухой чабрец... На окраине
Михайловки в снежной степи колышутся былинки с сиреневыми головками
удивительных цветов - бессмертников... "Ах, донцы-молодцы, ах,
донцы-молодцы, ах, донцы-молодцы..." Родина... Здесь и воздух особенный...
Надя-Надюша, любимая... Пусть будет сын... Казак...
Надя-Надюша радостно встретила промерзшего, заиндевелого на вечернем
морозце мужа. Помогла раздеться, умыться и усталого уложить в чистую
постель. Принесла душистого, заваренного мятой чаю. Присев на койку,
наклонилась над ним. Волосы, только что вымытые, волнами упали ему на лицо,
и он, вдыхая их аромат, прерывисто начал дышать, чувствуя молодое и желанное
тело... Надя-Надюша как бы замерла, с восторгом и удивлением ожидая
трепетного единения...
Внезапно дверь кто-то рванул с такой силой, что крючок выскочил из
притолоки и звякнулся о деревянный пол.
- Миронов! - вскрикнула Надя.
Пусть бы раскололись небо и земля - не так изумился бы Миронов и не
дрогнул бы он, не знавший страха в бою, но то, что произошло дальше...
В горницу с наганами и винтовками на изготовку ворвались чекисты. Перед
глазами командарма замелькал белый листок - ордер на арест... Миронова грубо
затолкали в передний угол под божницу, наставили в упор винтовки с
привинченными штыками и приказали не шевелиться...
Филипп Козьмич ошеломлен. Унижен. Раздавлен. Кто посмел с ним так
поступить на родной сторонушке - он даже охрану не взял с собою... Кто-то