"Ховард Филипс Лавкрафт, Август Уильям Дерлет. Единственный наследник." - читать интересную книгу автора

превышавший то, что давала любая из них. Газетные досье, библиотеки, записи
- все факты, которые мне удалось обнаружить в них, сводились лишь к дате:
постройки дома - 1697, и к дате смерти доктора Жана-Франсуа Шарьера. Если
история города и хранила в своих анналах смерть еще какого-то, второго
Шарьера, то о ней не сохранилось абсолютно никаких официальных записей. Мне
представлялось просто непостижимым, что смерть сразила также всех остальных
членов семьи доктора, причем все они как один скончались раньше последнего
жильца дома по Бенефит-стрит. Как я ни ломал голову над этой загадкой,
получалось, что дело обстояло именно так, поскольку для иных предположений
у меня попросту не было никаких оснований.
Был, правда, еще один дополнительный факт, а именно фотопортрет
доктора, который я, можно сказать, случайно обнаружил в доме. Несмотря на
то, что под застекленным куском картона, висевшим в самом дальнем и весьма
труднодоступном углу комнаты верхнего этажа, никакой таблички с его
фамилией как таковой не было, однако красовавшиеся снизу отчетливые
инициалы "Ж.Ф.Ш." говорили сами за себя. На снимке был запечатлен аскет с
худощавым, широкоскулым лицом, украшенным чуть растрепанной козлиной
бородкой; бледные щеки ввалились, а темные глаза словно горели идущим
изнутри пламенем, что лишь усиливало впечатление крайней изможденности и
чуть ли не смертельной болезненности этого человека.
За отсутствием других источников информации мне не оставалось ничего
иного, кроме как обратиться к газетам и книгам, лежавшим в кабинете и
лаборатории Шарьера. Дело в том, что, пребывая доселе в погоне за
сведениями о прошлом покойного хирурга, я как-то обошел вниманием сам дом,
однако затем понял, что настало время сменить направление своих поисков, и
потому чуть ли не целыми сутками просиживал в своей временной обители.
Возможно, именно в результате подобного добровольного заточения я
довольно скоро начал остро ощущать весьма необычную атмосферу, некую ауру
этого дома - как в физическом, так и психологическом смысле этого слова.
Супружеская чета, которая смогла прожить здесь всего лишь один месяц, после
чего поспешно съехала, возможно, невольно спровоцировала меня на то, что я
также начал подмечать специфический запах этого дома; именно сейчас я
внезапно стал отдавать себе отчет в том, что с неведомой прежде
отчетливостью различаю наполнявшие его разнообразные ароматы, некоторые из
которых, как подсказывал мне мой опыт, были присущи старинным домам вообще,
тогда как отдельные были совершенно незнакомыми. Это был тот запах, который
я уже неоднократно встречал в своей жизни - в зоопарках, на болотах,
неподалеку от больших, застойных луж, - и который с особой настойчивостью
указывал на присутствие поблизости тех или иных рептилий. Я не исключал
возможности того, что рептилии действительно сбегались со всего города в
сад доктора, который являлся для них своеобразным раем, но могли ли они
существовать там в таком громадном количестве, что своим запахом наполнили
буквально весь дом? Несмотря на все мои неустанные усилия, мне так и не
удалось установить источник этого запаха - ни вне дома, ни внутри его, - а
однажды сложившееся у меня впечатление, что он исходит из древнего колодца,
разумеется, явилось всего лишь результатом некоего самовнушения.
И все же запах сохранялся, причем становился особенно заметным всякий
раз, когда начинался дождь, собирался туман или на траву выпадала роса,
одним словом, когда в атмосферном воздухе повышалась влажность. В самом
доме также ощущалась сырость, на что, кстати, указывали и предыдущие