"Лия Лозинская. Во главе двух академий " - читать интересную книгу автора

А Дашкова в "Записках", нередко противореча самой себе, снова
идеализирует то, что, пожалуй, давно перестало быть для нее идеалом. Она
будто следует в них романтическому шиллеровскому призыву, который вряд ли
знала (иначе непременно упомянула бы - очень уж он ей близок): "Уважай мечты
своей юности!"

Вот почему не лишенные достоверности в описании придворной атмосферы в
период царствования Петра III (характеристика Дашковой совпадает здесь со
свидетельствами других современников), "Записки" сплошь да рядом перестают
быть историческим документом, когда Дашкова переходит к Екатерине и своему
участию в событиях 1762 г. Она описывает то время так, как ей хочется его
видеть спустя полстолетия.

Отсюда, из этой дали, личные обиды и разочарования едва различимы, они
блекнут, корона Екатерины снова кажется Дашковой "светлой", и она, насколько
может, пытается не видеть ее "грязные пятна" - "бесчестие царствования
Екатерины", как скажет она в одном из поздних писем.

На восьмой день царствования Екатерины Петр III был убит, задушен в
наглухо занавешенной комнате ропшинского дворца, куда его отправили под
охраной врагов - гвардейских офицеров Алексея Орлова, Федора Барятинского,
Михаила Баскакова.

Дашкова не хочет верить в причастность Екатерины к убийству. "Слишком
рано пришла эта смерть для Вашей славы и для моей" - вот, если верить
"Запискам", ее единственные слова, обращенные к императрице. "Для Вашей и
для моей..." - Дашковой еще казалось, что обе эти "славы" - рядом.

С того дня Екатерина Романовна откровенно игнорировала Алексея Орлова,
а он ее вроде бы побаивался. Почти полстолетия не утихала вражда между этими
двумя столпами екатерининской эпохи. "Она не простила ему, что сорок два
года тому назад он запятнал ее революцию", - замечательно точно сказал
Герцен. Сменятся три царя, прежде чем они помирятся. Старик Орлов-Чесменский
придет на поклон к старухе Дашковой, и она впервые взглянет на знаменитый,
покрытый одним алмазом портрет императрицы на груди убийцы ее мужа:
"Екатерина улыбается с него в своей вечной благодарности".

Закавычены не слова Дашковой. Она бы их себе никогда не позволила. Эти
слова принадлежат молодой ирландке Кэтрин Уильмот, на воспоминания которой
мы уже ссылались. Кэтрин Уильмот и ее сестра Мэри гостили тогда у Дашковой и
были свидетельницами сцены примирения, поразившей их своей театральностью.
Они сопровождали Екатерину Романовну и на празднество, устроенное старым
екатерининским вельможей в честь долголетнего своего врага в его московском
доме близ Донского монастыря.

Молодым девушкам, жившим интересами уже нового, XIX в., этот
фантастический пир с иллюминацией, ряжеными дворовыми, карликами и
карлицами, роговой музыкой и перегруженными столами показался историческим
спектаклем об ушедшем "осьмнадцатом столетии". Дашкова же целиком