"А.В.Лукьянов. Идея метакритики "чистой" любви " - читать интересную книгу автора

потребностями".171 Таким образом, и Фейербах не отказывается от понимания
любви как чувства. В своих "Основах философии будущего" он прямо говорит,
что любовь - "это страсть, а только страсть есть признак существования".172
В другой работе - "Фрагменты к характеристике моей философской биографии"
Фейербаха - сказано следующее: "Только действительное существо, только то,
что составляет предмет чувств, есть также предмет действительной любви".173
Но и был и тот, кто мыслил более последовательно, отводя любви лишь
поле действия одного только разума или долга. Любовь, по мнению И.Канта,
как склонность, как чувство приятия или неприятия изменчива, и потому не в
состоянии быть основой морали. В "Метафизике нравов" (1797) Кант подошел к
явлению любви исключительно с эстетической точки зрения и только.
"Любовь, - рассуждает он, - мы понимаем здесь не как чувство (не
эстетически), то есть не как удовольствие от совершенства других людей, и
не как любовь - симпатию (ведь со стороны других не может налагаться
обязанность питать чувства); любовь должна мыслиться как максима
благоволения (практическая), имеющая своим следствием благодеяние".174
Любовь к человеку противоположного пола и "любовь к ближнему, хотя бы этот
последний заслуживал мало уважения"175 - фактически одно и то же. Это -
один только долг, моральная обязанность.
Такая позиция, безусловно, страдает внутренней противоречивостью
(ведь долг сам по себе требует уважения к личности и вне его
рассматриваться не может), да и сам Кант чувствует это, совершенствуя свою
точку зрения, относя к числу требований долга и дружбу. Последняя, по его
словам, - "это союз двух людей, основанный на взаимной любви и
уважении".176
Проникая в самую суть кантовской концепции, И.С.Нарский верно
замечает, что для нее наиболее "важно, чтобы между любящими всегда
оставалась дистанция, иначе пострадают их личности с присущей им
самостоятельностью".177
Чтобы несколько смягчить такой моральный ригоризм, И.Г.Фихте пришлось
определять волю через стремление к сочувствию. Фихте осознает, что понятие
"подчинения", "повелевания" при определении соотношения любви и знания,
основанного на законах разума, себя не оправдывает. Если любовь, рассуждает
он, подчинена знанию, то это делает ее несчастной, а если наоборот - то это
пользуется плохой репутацией.178 "Любовь, - по его мнению, - есть природа и
разум в их первоначальном объединении".179 "Любовь - это самая интимная
точка соединения природы и разума, это единственное звено, где природа
вторгается в разум, она, стало быть, есть превосходнейшее среди всего
природного".180 И, тем не менее, недостаток чувственной любви состоит в
том, что она не зависит от свободы.181 Ведь для Фихте, прежде всего, важно
понять знание именно как "бытие свободы". Любить - значит знать, то есть
быть свободным. Существуют люди, говорит он, которые сами не знают, чтo они
любят. В данном случае они ничего не любят, а, следовательно, и не
живут.182 Как видим, моральный ригоризм здесь еще более усиливается. Фихте
совершенно искренно верит в то, что несовершенство этого земного мира
проистекает из нашего понимания любви как простой принадлежности того, кто
любит. На самом же деле, не любовью обладает человек, а, напротив, именно
любовь владеет им. Сам же по себе человек непостоянен. Однако, если он
вдруг окажется охваченным любовью, то отныне не будет в мире существа
постояннее его.183 Сам Фихте, по воспоминаниям многих современников, всегда