"Евгений Лукин. Чичероне" - читать интересную книгу автора

есть как бы это... Бывшая часть Советского Союза... Нынешнюю Родину - от
бывшей?
Умственное напряжение вот-вот грозило достичь красной черты. Пора было
принимать меры.
- Послушайте, может, вам помочь? - спросил я.
- Вы мешаете, - хрипло ответил он.
Вот так. Что называется, осадил.
- Хорошо-хорошо, - пробормотал я. - Не буду.
Он повернулся ко мне, однако глаза его оставались не то чтобы незрячи -
нет, видеть-то они меня видели, но так на собеседника не смотрят. Так
смотрят на неодушевленный предмет.
- Курит, - огласил он. - Вдыхает дым с никотином. Потом выдыхает.
Зачем?
- Слышь, урод! - не выдержав, окрысился я. - А не пошел бы ты...
Не стал говорить куда и нервно отправил окурок в горлышко бутылки
из-под пива, используемой мною взамен урны. Урн у нас во дворе, сами
понимаете, не водилось.
- Да, - скорбно отозвался он. - Смысл курения обсуждать отказывается.
Настаивает, чтобы ушел... Нет, не нападает... Спасибо... Спасибо... До
свидания!
Последние слова были сопровождены заискивающей улыбкой. Но я к тому
времени уже и сам взял себя в руки. Принимать дурачка всерьез означает,
напоминаю, претендовать на его место.
- Ну вот, - обессиленно вымолвил он, присаживаясь рядом со мной. -
Отработал. Сигаретки не найдется?
Я, честно сказать, слегка ошалел - настолько эта фраза не вязалась со
всем предыдущим. Машинально переставил пивную бутылку так, чтобы она стала в
аккурат между нами, и достал пачку.
Пару минут дымили молча. Он, кажется, переводил дух, а я все пытался
уразуметь, что, черт возьми, происходит. Прикинувшись, будто разглядываю
кондиционер на втором этаже, как бы невзначай покосился на соседа. С виду
совершенно нормальный человек. Хотя бывает, что дурь и приступами
накатывает. Потом отпускает.
- С кем вы сейчас говорили? - спросил я.
Он испугался. Опасливо взглянул на меня исподлобья, затем торопливо
сунул едва до половины докуренную сигарету в бутылочное горлышко (сигарета
сказала: "Тш-ш...") и встал.
- Извините, - сипло бросил он. - Мне пора.
И устремился к своему подъезду.

***

Слух о том, что Рудольф Ефимыч (так, оказывается, звали моего
собеседника) взял вдруг и тронулся рассудком, назавтра был уже известен
всему двору. Я, как несложно догадаться, ни с кем из соседей впечатлениями
не делился. Остается предположить, что свидетелей его странного поведения
было и так достаточно.
Скамейку с утра оккупировали взволнованные бабушки, лишив меня
привычного насеста, и пришлось мне убраться восвояси. В тесные мои свояси,
что на четвертом этаже, с их рваными обоями и ржавыми разводами на потолке в