"Николай Лукин. Судьба открытия (4, 5 и 6-я главы третьей части романа, переработанные автором) " - читать интересную книгу автора

Пуд соли съели сообща. Столько лет не виделись! Не каждый день такие
праздники случаются!
Ошеломленный и уже остро ощутивший противоречия в своей душе,
Зберовский сел и хмуро, боком глядя, всматривался, вслушивался, пытаясь
отличить истину от лжи. Ладонь Крестовникова по-приятельски легла ему на
колено:
- Эх, Гриша, Гриша! Много трудных дорог позади. Есть о чем и вспомнить,
поделиться... Но я так рад тебе, дружок, ты представить этого себе не
можешь.
Григорий Иванович был внутренне в смятении. Кто же он есть -
Крестовников, в конце концов? Просто ли грязный предатель, который донес в
свое время на Осадчего в полицию, затем сумевший это скрыть и, пробиваясь к
власти, ловко обмануть всех окружающих его? Или, быть может, он
действительно шел трудными путями, ни сном, ни духом не повинен в том, что
ему приписывали смолоду? Все гадкое, что раньше о нем думали, могло явиться
результатом чьей-либо страшной ошибки. Быть может, за годы революции он
сделал много честного, среди большевиков окреп морально, выстрадал, осмыслил
многое и, как следствие отсюда, нынче по заслугам занимает место в
обществе...
А как он держится сейчас? Если совесть нечиста, перед одним из знающих
всю подноготную так невозможно было бы держаться.
Кроме того, Крестовников - член партии. Даже больше: член партии,
избранный руководить. В глазах Зберовского это обстоятельство ставит
человека в ряд людей особого склада, не вполне похожих на него самого, но
безусловно уважаемых, испытанных людей, которым верить надо не колеблясь.
Крестовников сказал:
- Еще бы, пролетело четверть века с лишком! Не я один - ты тоже
постарел, брат. Суровый этакий кремень-профессор. Не улыбнешься, смотришь
букой. Воображаю, до чего студенты перед тобой трепещут. Где твоя былая
экспансивность?
Слегка наивный по характеру, Зберовский хотел видеть в каждом - и
теперь в Крестовникове, в частности,- преимущественно только хорошее. Однако
никакими доводами он не мог сейчас заглушить в себе чувства брезгливости к
прежнему скользкому Сеньке, не мог освободиться от ужасных подозрений. И
Григорию Ивановичу стало почти физически душно. Он поднялся и объявил, что
должен уйти, ему некогда, он подпишет рукопись и спешит на лекцию.
Встал и Крестовников:
- Уж очень, Гриша, тебя встретить мне приятно. Нужно бы наговориться
досыта... Когда и где увидимся с тобой?
- Чего ж?..- делая над собой усилие, ответил Зберовский.- Скажем,
вот... А почему же? Ну, к нам заходи. Мы будем ждать тебя с Зоей
Степановной.
Едва имя Зои Степановны было произнесено, лицо Крестовникова выразило
напряженное раздумье, будто он умножает или делит крупные числа в уме.
Наконец он хлопнул себя по лбу:
- Стоп! Так ты и есть муж Зои Степановны? Смотри ты! Поздравляю! Как я
рад! То-то она говорила - за химиком она, за профессором...
Возвращаясь из издательства, Григорий Иванович уже не глядел на
весеннее небо, а, сосредоточенно шагая, думал о Крестовникове.
Все яснее выступало в мыслях, что Крестовников старается представить