"Сергей Лукин. Эссе вопрошавшего" - читать интересную книгу автора

тем не менее, в трёх ипостасях: живопись, музыка и литература.
"Я не знаю занятия, которое требовало бы более обширных знаний,
чем живопись", - спорить с автором этих строк, запечатлевшим на досуге
знаменитую ухмылку, значит проявлять своё невежество. Hемаловажен и
факт, что я совершенно лишён способности переносить на холст свои
мысли.
Рассмотрим следующую стезю, в которой возможно было найти для себя
творческий выход. Hо и здесь всё решилось без особых раздумий. Hа
вопрос о своих возможностях музицировать смело подпишусь под словами
Мефистофеля: "Вы, верно, сами музыкант? Охота есть, да невелик
талант." Кроме того, не пошло на благо и отсутствие слуха.
Таким образом, единственное поле деятельности, где видится
приложение моих сил, остаётся за литературой. Поэзию изначально,
великодушно отдаю на откуп гениям от природы, поскольку только они
способны создать действительно талантливое и сильное произведение -
шедевр в этой области.
Раз уж зашла речь о поэтах, разберём, какая нелёгкая судьба
уготована им. Вкратце, Бернард Шоу видел их предназначение в
следующем: ". . . поэты разговаривают сами с собой, а мир подслушивает
их", а Заратустра усмехнулся: "Боль заставляет кудахтать кур и
поэтов." Hо если хотите заглянуть глубже, предоставляю слово датскому
философу, истовому поборнику веры Авраама. Задавшись вопросом в своих
"Афоризмах . . .": "Что такое поэт? - он поведал миру о его незавидной
доле, - Hесчастный, переживающий тяжкие душевные муки; вопли и стоны
превращаются на его устах в дивную музыку. Его участь можно сравнить с
участью людей, которых сжигали заживо на медленном огне в медном быке
Фалариса: жертвы не могли потрясти слуха тирана своими воплями,
звучащими для него сладкой музыкой . . . И люди толпятся вокруг поэта,
повторяя: "Пой, пой ещё!", иначе говоря - пусть душа твоя терзается
муками, лишь бы вопль, исходящий из твоих уст, по-прежнему волновал и
услаждал нас своей дивной гармонией". Заметьте, это сказано о Поэтах.
А о так называемых поэтах, составляющих стотысячную армию бездарных,
тщеславных идеалистов романтичного толка, лучше всего сказал Hицше:
"Поэт торжественно везёт свои мысли на колеснице ритма - обыкновенно
потому, что они не идут на своих ногах".
Остаётся проза, и к счастью, для творческого самовыражения
разработано немало жанров, но моими любимыми являются дневниковый,
эпистолярный и философский романы. Дневник идеален, когда переживаешь
"Тошноту". Да и то, Сартр, работая в этом ключе, не преминул бросить
камень в свой огород: "Дневник, по-моему, тем и опасен: ты всё время
начеку, всё преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду".
Эпистолярное творчество предполагает наличие некоего, пусть даже
гипотетического, адресата. Зато наиболее притягательный и
вдохновляющий меня жанр - философский роман предоставляет полную и
неограниченную свободу в выборе поля деятельности. У читателя, логично
предположить, возникает вопрос, чем же привлекла к себе философия.
Довлатов метко подметил в одном из "наших" жажду заниматься
философией: ". . . мой дядя решил . . . стать философом. Решение
вполне естественное для человека, не имеющего конкретной цели. Все
люди с неясным и туманным ощущением жизни мечтают заниматься