"Оскар Лутс. Лето (Картинки юношеских лет)" - читать интересную книгу автора

такое, будто сюртук его стал вдруг очень узким и жмет под мышками. Затем он
окидывает взглядом своего спутника. Аадниэль по-прежнему остался верен своим
ботинкам на пуговичках: в таких он ходил когда-то в школу, в них шагает и
сейчас по жизни, в них, должно быть, сойдет и в могилу; лишь длинный пиджак
с разрезом сзади соломенная шляпа с узкими полями свидетельствуют о явной
перемене во вкусах рыжеголового. В руке у него тросточка с блестящим
набалдашником, которой он небрежно помахивает в воздухе.
Так два одетых по-праздничному молодых человека приближаются к весьма
будничному Паунвере. Тоотс похлопывает хлыстом по своим пыльным брюкам и
заглядывает в небольшое зеркальце, которое он украдкой вытаскивает откуда-то
из внутреннего кармана. Затем еще раз вытирает платком лоб, щеки и глаза.
На мосту Киусна спутники останавливаются и, опершись грудью о перила,
глядят вниз, на ручей.
- В этом месте ты тогда за Либле нырнул, - говорит Кийр, покосившись на
Тоотса.
- Как это - нырнул? - спрашивает Тоотс, резко вскидывая голову.
- Ну, в школе потом говорили. Ты будто бы сам и рассказывал.
- Ничего я такого не говорил.
- Как же так? Это было в тот раз, когда ты от нас после крестин ушел.
- А-а! - припоминает теперь Тоотс. - Да, да, верно. Я в самом деле
нырял здесь за Либле. Но тогда речка была куда глубже. Зима шла к концу.
Тоотсу далеко не по душе этот допрос и подозрительный взгляд приятеля,
который он все время ощущает на себе. Похоже на то, будто школьный товарищ
пытается выведать у него тайны давно минувших лет. У Тоотса такое чувство,
будто кто-то не особенно грузный, но и не совсем легкий взобрался ему на
спину и горячо дышит в затылок. Имеется одно обстоятельство, которое и
впрямь делает почти невероятным рассказ о спасении Либле: даже у самого
мостика, где речка была якобы особенно опасной, оказывается до смешного
мелко.
Школьные товарищи еще несколько минут молча всматриваются в воду ручья,
затем выпрямляются и идут дальше. Тоотс очень доволен, что щекотливый
разговор так быстро кончился. Но рыжий сатана еще раз оглядывается на мостик
и исподтишка лукаво усмехается. Его приятель из России прекрасно улавливает
эту усмешку, понимает и ее скрытый смысл, но молчит. Однако где-то в
незримой книге записано будет и это деяние, и если он в свое время остался
перед Кийром, перед этим самым шагающим сейчас рядом Георгом Аадниэлем, в
долгу, не задав ему хорошую трепку, то... то расплатиться никогда не поздно.
Придется еще и добавить проценты за несколько лет. Не нравится Тоотсу и
откровенно бесцеремонный переход приятеля на "ты". Сначала Кийр избегал ему
говорить и "ты" и "вы", стараясь подыскать нечто среднее между ними, или же
употреблял одновременно и то и другое. И вдруг сейчас, на мосту?.. Что он,
собственно, думает? Или, может быть, решил, что перед ним прежний Йоозеп
Тоотс, которому можно говорить в лицо все, что вздумается? Ну погоди же, это
тоже будет тебе записано!
Но тут рыжеволосый вдруг резко меняет тему разговора.
- Исиас, исиас, - шепчет он про себя. - Ты говорил, что у тебя в ноге
исиас. Не объяснишь ли ты мне, что такое исиас?
- Ишиас, - строго поправляет его Тоотс и начинает выделывать правой
ногой забавные фортели. - Ишиас, а не исиас!
- Хорошо, пусть будет ишиас. Но что это такое - ишиас?