"Оскар Лутс. Лето (Картинки юношеских лет)" - читать интересную книгу автора

крылатые часовые, перекликаясь, передают друг другу свой ночной пароль.
Тоотс бормочет Кранцу что-то невнятное, почесывает затылок и смотрит
вверх, на звездное небо. Вокруг луны бродят редкие белые облачка.
- Нет! - произносит наконец Тоотс одно-единственное слово и медленно
шагает к амбару.


VII


Утром отец и сын обмениваются долгим, многозначительным взглядом.
Говорят, что и молчание бывает красноречивым; что же тогда сказать о
многозначительном взгляде, который подкрепляется еще и многозначительным
молчанием!
Весь этот день Йоозеп не отдает ни одного распоряжения, которые
следовало бы выполнить "тотчас же". Он молча выпивает свой утренний кофе,
перелистывает какие-то таинственные бумаги, роется в чемодане, натирает себе
виски пахучей жидкостью, сыплет на язык белый порошок, морщится и несколько
раз повторяет: "Черт возьми!"
Затем он усаживается на пороге сарая и, болтая ногами, грызет
соломинку. Потом снова возвращается во двор, немного беседует с матерью,
заводит разговор о том, как выращиваются свиньи, и о других хозяйственных
делах, после чего надолго исчезает в сенях амбара.
Должно быть, день этот придется вычеркнуть не только из календаря, но и
вообще из всей жизни Тоотса. Высокий, статный, живой парень сегодня кажется
обмякшим и вялым. В окрестностях Паунвере шатался в поисках пристанища
примерно средней величины горб. Видно, этот горб и устроился сейчас на спине
у Тоотса.
В полдень мать Йоозепа подходит к сенцам амбара, приоткрывает двери и
зовет:
- Йоозеп! Кушать хочешь?
- Да что-то не особенно, - доносится из сеней слабый голос.
- Что с тобой? Болен ты?
- Нет... нет... Только ишиас этот, или как его звать... ломота в ногах.
Лежу тут на сосновых ветках да на сенной трухе - может, выгонят болезнь.
- Но кушать-то все равно нужно, - не унимается мать. - Ломота - хворь
упорная, это верно; гляди, как она тебя вчера подкосила, ты и ходить не
мог... А только поесть надо, это лечению не помешает.
- Оно, конечно, не помешает, - слышится голос из темноты. Голос этот
такой низкий и глубокий, что есть все основания надеяться: если хорошо над
ним поработать, то его обладатель может стать неплохим оперным басом.
- Так иди же! - говорит старуха и улыбаясь возвращается в дом.
Через несколько часов мы видим Тоотса на пороге амбара - он сидит в
позе человека, глубоко над чем-то размышляющего.
"Гм... - старается он припомнить. - Купил я вчера мочалку и морскую
соль или не покупал? Или все же купил, но где-то забыл? Сам бес не
разберет!"
Вообще можно подумать, что Тоотсу нравится размышлять, вспоминать
прошедшие времена и строить планы на будущее именно так, сидя на пороге. А
если случается, что ему некоторые вещи недостаточно ясны, то неизменный