"Андрей Лях. Реквием по пилоту (Роман) " - читать интересную книгу автора

Опять-таки благодаря вмешательству либерального папы Рамиреса дом Гуго
Сталбриджа - "Пять комнат над бульваром" - стал ее вторым домом, и в школу
ее возили секретари "Олимпийской музыкальной корпорации" в "линкольнах" с
пуленепробиваемыми стеклами.
Надо заметить, что школа и весь этот период с его дружбой и знакомствами
не сыграли в жизни Инги практически никакой роли. События того лета
окончательно увели ее из круга сверстников, единение с которыми у нее и
так не было прочным. Приятелей и приятельниц всех возрастов можно было
насчитать легион, но и в отцовском доме, и уж тем более в доме Гуго - а
Сталбридж никому не делал скидки на возраст и шестилетнего малыша
выслушивал с той же серьезностью, что и президента компании "XX век Фокс",
- она постоянно общалась с людьми намного старше себя и привыкла их
считать своим кругом. Все они имели какое-то отношение к музыке и
музыкальному бизнесу - в ее присутствии устраивались коктейли, заключались
договоры, смаковались сплетни, закипали скандалы - артисты, менеджеры,
композиторы, звезды, режиссеры, журналисты, критики - с ранних лет она
стала полноправным членом этой компании. И даже в тех ее юных годах я не
нахожу никаких черт детской наивности - она всегда очень твердо знала не
только чего хочет, но и для чего.
Итак, музыка. Инге было пять лет, когда она влезла на стул возле пианино
(тогда в доме еще не было двух роскошных беккеровских роялей, в те времена
Пиредра не был еще так богат), с которого только что на половине
музыкальной фразы поднялся папа Рамирес, и доиграла фразу до конца.
Рамирес поначалу страшно удивился, но тут же обрадовался.
- Ага, - сказал он. - Ты будешь пианисткой.
Дело в том, что он никогда по-настоящему не знал, что ему делать с Ингой,
и судьба, как всегда, поспешила ему навстречу.
И она стала музыкантом. Окончила класс Сюзанны Собецки, потом перешла к
Томасу Вифлингу; ее слушали, ей предлагали выступать, она играла на
Зальцбургском фестивале, а значит, была признана; записала клавирные сюиты
Генделя, дальше цикл - двадцать четыре этюда Шопена, позже были Баркасси и
Штормлер; ей исполнилось двадцать шесть. В музыкальном мире нет рейтинга,
нет первой пятерки и десятки, есть имя, и ее имя значило достаточно много
- еще до того, как появился Мэрчисон.
Рамирес, надо признать, мало поддерживал ее на этом пути. Если было надо,
он давал деньги, иногда называл телефон того или другого импресарио, но и
только. Однако же бесспорно - то, что она носила имя одного из владык
мирового музыкального менеджмента, заставляло обращать на нее внимание, и
она всегда трезво оценивала этот свой дополнительный шанс.
Музыка служила килем корабля ее жизни, ежедневный многочасовой станок
стабилизировал шальные махи Ингиного внутреннего маятника, и она охотно
принимала это лекарство, никогда не жертвуя занятиями ни для каких, даже
самых увлекательных приключений.
Приключения составляли теневую сторону жизни Инги, и вовлекало ее в них
вовсе не авантюрное жизнелюбие, унаследованное от отца, а скорее та
механическая рассудочность, которая отчасти передалась ей от матери -
недаром свои эскапады она именовала "опытами".
Кого Бог хочет погубить, у того отнимает разум. В этом смысле Инга,
несомненно, была орудием Божьим. Остановившись на каком-то наиболее
многообещающем - с точки зрения владеющего ею настроения - человеке, она