"Виктор Лысенков. Палата No 7" - читать интересную книгу автора

Удивительно, этот сброд чувствовал себя причастным к тому, что происходило
на фронте, считал себя участником битвы с фашизмом только потому, что валил
лес.
Помнится, летом сорок четвертого он чуточку замешкался при посадке в
машины - развязался шнурок у ботинка. И конвойный, какой-то смуглолицый
парень тюркского типа, ткнул его прикладом в плечо. Удар пришелся в верхний
плечевой сустав. Иван Федорович точно знал по силе удара - самое малое -
трещина. Он не мог поднимать руку, это заметили, пытались заставить работать
"двумя руками". Но по его лицу и конвоиры, и товарищи по несчастью видели -
с рукой неладно. Его отправили в медсанчасть, но перед этим политические не
сдержались, сказали начальнику команды и конвоирам, что нельзя так
относиться к больному человеку.
Вечером того же дня в зону к политическим впустили уголовников. "Помочь
умыться", - как сказал один из начальников. Уголовники со злобным матом
гонялись за политическими, а догнав, остервенело били, иногда вопя: "Бей
фашистскую мразь!" Били профессора истории Антоновского, били военного
конструктора Гиталевича, били боевого офицера, капитана Ослябева, который
оказался в лагере только за то, что засомневался в какой-то формулировке
Верховного на Тегеранской конференции. Били артистов и художников,
режиссеров и писателей. Примерно час длился вандализм (?), за это время
уголовники не только успели в кровь измолотить лица всем политическим
(падать было опасно - лежачего били ногами в тяжелых ботинках по лицу), но и
взять трофеи - где кусок пайки нашли припрятанный, где - новые рукавицы.
Унесли все, что могло пригодиться. Ивана Федоровича с перевязанным плечом,
сидящего на нарах, с размаху с левой и правой съездил по лицу один из громил
- с плоской головой и круглым лицом, он почему-то показался похожим на
обезьяну, хотя Иван Федорович понимал, обезьяны тут ни при чем - ни по виду,
ни по поведению. По носу Ивану Федоровичу громила не попал, наверное,
пожалел "калеку". Но разбил щеку, губы о зубы от удара "стыка", как
выражались уголовники.
Подавленные, инженеры и ученые, учителя и бывшие ответработники, в
общем, все - "враги народа", молча утирали кровь, - для них эта экзекуция
была не в новинку: изредка лагерное начальство устраивает церемонию
устрашения, чтобы политические знали свое место! Не счесть, сколько он видел
быстрых смертей. Выжил. И теперь он думал, как же Иванов, академик,
окончивший когда-то вуз, читавший, наверное, и Толстого, и Достоевского, и
Чехова и многих других, забыл, зачем человек на свет явился, забыл всю ту
огромную работу поколений русских людей, подвижников духа, которые отдавали
все, чтобы сделать человека человечнее, честнее, чтобы он был готов к
состраданию и самопожертвованию. Как могло такое случиться?!
Он мучился от этих мыслей, и оттого почти не разговаривал с Ивановым. А
тому, казалось, хоть бы что: оживлен, подвижен и, кажется, - вот-вот побежит
на дискотеку.
...Их врач, тоже очень милая женщина (почему "тоже" кто еще милый? про
Иванова не сказано, что он милый) (наверняка местом дорожит как и все тут)
первые процедуры назначала Иванову, и, извинительно улыбаясь, говорила
каждый раз нечто вроде такого: Иванов, мол, первый приехал. Хотя Иван
Федорович знал - Иванов в санатории идет по другой категории - в документах
же написано, кто есть кто. Да и сам Иванов вдруг предложил: "Хотите
дополнительный массаж. Легкий. Общеукрепляющий. Я договорюсь". Иван