"Морин Ф.Макхью. Дитя миссионера " - читать интересную книгу автора

Это на сухри получается неуклюже. Язык южан не приспособлен для иронии.
- Сулия Двоюродная, - говорит почтительно один из гильдейцев, - нас
ждут.
Она отмахивается.
- Я знаю о том поселке в Скарлине, - говорит она. - Ты мальчик из
миссии. У тебя есть образование. Почему ты не работаешь в порту?
- И не живу в гетто? - Вернулось слово из ее торговой лингвы. - С
прочими туземцами?
- Разве вот такая жизнь лучше, чем работа с техникой? - спрашивает она.
Лучше бидонвиля, думаю я, где хижины теснятся друг к другу, а над
головой ревут звездолеты, так что зубы болят, а тарелки стучат на полках.
Я смотрю на нее, она на меня. Я ищу слова лингвы, но это было очень
давно" и я плохо соображаю.
- Уходи, -.говорю я на сухри. - Тебя ждут.
Она колеблется, но гильдеец не задумывается ни на секунду. Он делает
шаг вперед и бьет меня по голове наотмашь - за неуважение. Я ученый, знаю,
что сдачи давать нельзя. О Хет, бедная моя голова! Сволочной народ - южане,
понятие гражданского достоинства у них и не ночевало.
Сбитый с ног, я лежу тихо, почти уткнувшись носом в камни, гадая, будет
ли он еще меня бить, нюхая пыль, морскую соль и собственный запах - из всего
этого самый противный.
Он наклоняется, и я жду нового удара; все мысли отлетели далеко. Но это
не он, это она. ' 1- Что ты тут делаешь? - спрашивает она. Наверное, она
хочет спросить, как я сюда попал, но я действительно начинаю думать: а что я
тут делаю? Ищу работу. Пытаюсь выбраться домой. Но дома давно нет, и вообще
не было.
Что делает человек всю свою жизнь? Ответ приходит из "Притч".
- Отбиваюсь от смерти, - говорю я. - Уходи, потому что ты усложняешь
мне задачу - вы и без того много мне сделали.
У нее несчастный вид. Двоюродные все такие - сентиментальный народ.
- Если бы могла тебе помочь, я бы это сделала.
- Знаю, - отвечаю я, - но после твоей помощи ты стала бы мне нужна. И
оказался бы я еще одним туземцем в еще одном захолустном мире.
Всюду, где с неба появляются Двоюродные, всегда одно и то же. Вандзи
нам рассказывала о своем народе, о Двоюродных. И о мирах, таких же, как наш.
Когда встречаются две культуры, говорила она, одна обычно уступает.
Двоюродная роется в карманах, кладет в пыль монету - серебряный
прямоугольник. Я жду, не шевелясь, пока они уйдут.
И поднимаю монету. Человек гордый бросил бы монету ей вслед. Я не
гордый, я голодный. Я монету беру.
На рынке сегодня день уток и кроликов - ребятишки гонят стада уток
длинными хворостинами, тащат кроликов в клетках, болтаются возле главных
дешевых рядов, где сушится мясо ящериц-текла. Я иду мимо шестов из стеблей
гигантской травы, на которых болтаются крашенные яркой краке-новой краской
желтые ткани, протискиваюсь между двумя овощными лотками. Рядом с местом,
где собираются наемники, жарят мясо стабосов на вертелах и продают ломтики
ананасов, вымоченных в соленой воде для сладости.
На серебряную монету Двоюродной я покупаю суп с лапшой и гороховую кашу
с пряностями и медленно ем. В брюхе пусто уже три дня, и если есть быстро,
стошнит. Насчет того, как оно без еды, я узнал еще в первую свою кампанию,