"Чарльз Маклин. Молчание" - читать интересную книгу автора

приглаживает непослушные лохмы (там, где они гуще и серебристее - над
ушами), выбившиеся из-под лака. Видит, как он встает, поправляет белый халат
с вышитой над сердцем монограммой и, посмотревшись в невидимое зеркало (явно
не предполагая, что за ним наблюдают), одобрительно улыбается своему
отражению гаденькой улыбочкой.
Потом достает черную пластиковую шкатулочку размером с контейнер для
школьных завтраков, торопливо исследует ее содержимое, захлопывает крышечку
и выходит из кабинета.

А что, если Том пытался связаться с доктором Голдстоном? Вдруг он уже с
ним переговорил?
Нет, это не в его духе.
Что-либо выяснять у какого-то долбаного призрака.
Или все-таки...
Да нет, на самом деле не о чем беспокоиться.
Карен лежала в остывшей воде, лишь наполовину убежденная, и все же
твердо решила не давать волю беспочвенным подозрениям. Никакого доктора
Голдстона не существует - по их обоюдному соглашению, его вообще никогда не
существовало.
Она уцепилась за мысль о том, что известие о фантазийном друге Неда
вызвало у Тома желание перечитать записи Мискин. И вот он выкроил время в
своем плотном деловом графике, приехал сюда и порылся в письменном столе;
это лишь доказывает, насколько искренен он в заботе о мальчике. Возможно,
Тому было неприятно сознавать, что его сына водят лечиться к какой-то
"психичке" (он называл ее не иначе как "угрюмая мымра Лия", но испытывал к
ней трогательное доверие). И думать нечего, что он заглянул бы дальше плотно
исписанных листов ее пространных записей.
"Нед явно весьма желанный ребенок, - прочитала Карен в одном из первых
отчетов Мискин, - чей мир начинается и кончается острым осознанием того, что
он - центр крепкой, заботливой, любящей семьи".
Вода бесшумно падала из золотистого крана.
Карен разбалтывала горячую струю по всей ванне, проверяя невидимый
поток пальцами ноги, пока случайно не повернула кран, и сразу стал слышен
шум - скорее даже рев, на ее слух, - воды, бьющей по воде.
Время сомнений миновало.
Подтянув блестящее колено чуть не к самому подбородку, Карен осторожно
смыла с ноги пузыристую пену, чтобы можно было осмотреть царапины на
внутренней и задней поверхности бедер. Сеточка царапин, видневшаяся над
ватерлинией, уже начала бледнеть; когда-то жесткие рубцы, теперь почти
неразличимые на ощупь, были чувствительными, только когда она нажимала на
них кончиками пальцев.
От горько-сладкого ощущения, воскресившего в ней чувство стыда и
злости, на глазах выступили слезы. Но она была не в состоянии отделить эти
эмоции от рабской убежденности в том, что получила по заслугам.
Прошлой ночью усталый с дороги и ко всему безразличный Том милостиво
избавил ее от повторения урока. То, что он расширил границы до крови (без
всякой мысли о том, что его жена могла принадлежать кому-то кроме него),
служило ей предостережением - в этом она никогда не сомневалась. Но почему
теперь он счел необходимым нарушить им же установленные правила
безопасности - не должно быть ни увечий, ни ран, ни боли, причиняемых по