"Алый ангел" - читать интересную книгу автора (Торнтон Элизабет)

Глава 19

Габриель оцепенела. Она чувствовала себя преданной. Использованной. Странно, но она не злилась. Если бы можно было одним словом описать ее чувства, то этим словом, пожалуй, было бы «опустошение».

Габриель думала, что в каком-то смысле получила по заслугам. Она с самого начала знала, что англичанин ей враг. Ей пришлось поплатиться за то, что она недооценила его. Как всегда, его опыт сказался не в ее пользу.

Какое-то время ей удавалось держаться. Его жестокое обращение, когда он схватил ее, последующее заточение, страшные угрозы, даже скука – ничто не сломило ее и не умалило твердости ее намерения сбежать от похитителей и вернуться во Францию. Пока англичанин не применил новое для нее оружие – искушение ее чувств. Но если бы только это! Однако Десаз прав: англичанин влюбил ее в себя. Она должна ненавидеть его за это. Но если она вообще что-то чувствовала, то лишь сожаление.

Голиаф поплатился за ее глупость. Десаз не сказал о его судьбе ничего конкретного. Возможно, Маскарон отправил его с каким-нибудь другим поручением. Это была призрачная надежда, но Габриель все равно отчаянно цеплялась за нее. Она узнает больше, когда Десаз вернет ее во Францию. Скоро, он обещал сделать это до конца месяца. Габриель с нетерпением будет ждать этого дня. Теперь и речи быть не может о том, чтобы держаться с Кэмом как обычно. Нет. Теперь она должна думать о нем как об «англичанине». Она должна, насколько возможно, отдалиться от него. Его это конечно, не удивит, ведь она – обманутая жена. Они оба знали это. На самом деле, если делать вид, что она относится к нему с прежней любовью и теплотой, это только вызовет у него подозрения. Нужно аккуратно, но смело разыграть карты, попавшие к ней в руки. Она усвоила урок и дважды не повторит одной и той же ошибки.

Ошибка! Этот эвфемизм не мог описать масштабы ее глупости. Самое что ни на есть очевидное предательство. Она – гражданка Франции. Он – английский шпион. Их страны воюют. Она все время знала, что нужна ему только для одной цели – принудить ее деда выдать военные секреты. И, зная все это, она сознательно, тупо и преступно бросилась к нему в постель, поддавшись первым его чувственным ласкам. Хуже. В ней его семя. Она носит ребенка.

Ее ребенка. Его ребенка. Габриель почувствовала, как в ней просыпаются эмоции. Ее тело стало оттаивать. Сдавленное рыдание поднялось к горлу. Ее никто не услышит она была одна в комнате. Кэм… англичанин, поправила себя Габриель… просил подождать его. Он хотел обсудить с ней что-то важное. Габриель не хотела ничего с ним обсуждать, находясь в таком настроении. Она до смерти боялась выдать себя какой-нибудь неосторожной фразой. Совсем немного, утешала себя девушка, и эта пытка закончится. Совсем немного, и она со своим нерожденным ребенком навсегда покинет англичанина.

Габриель думала, что, отобрав у герцога ребенка, она таким образом воздаст ему по заслугам. Нет, она не помышляла о мести. Дела приняли слишком серьезный оборот, чтобы лелеять подобные приземленные мечты. Необходимо, чтобы разум оставался холодным, если она хочет вызволить себя и дедушку из сетей англичанина. Нельзя дать слабину, нельзя позволить англичанину обмануть ее бдительность. Она должна быть такой же неразборчивой в средствах, как и он. В решающей схватке пощады никому не будет.

Габриель вспомнила о Луизе Пельтье, и рыдание снова подкатило к горлу. Стиснув зубы, девушка боролась с мучительными картинами, которые рисовало ей воображение, – Кэм и Луиза, разделяющие таинства любви. Габриель предполагала, что они потешались над ней за ее спиной. Девушка закрыла глаза от боли, пронзившей ее при воспоминании о жестоких словах Кэма, с таким презрением брошенных ей в лицо: «Ты никогда не сможешь стать такой женщиной, как Луиза». Но она старалась… угодить ему. Англичанин лепил из нее, что хотел, потакая каждому своему капризу, словно она была куском мягкой глины. Она сама радостно и наивно рыла себе яму. Потому что думала, что он любит ее. Какое непростительное тщеславие с ее стороны вообразить, будто человек с его вкусом и происхождением может влюбиться в Габриель де Бриенн! Разве она не знала об этом с самого начала?

Что было, то было, сказала себе девушка. Это в прошлом. Думай о будущем. Думай о Маскароне. Думай о Нормандии. Габриель закрыла глаза и попыталась вызвать в воображении пейзажи и запахи дома. Но перед мысленным взором предстали корнуоллские красные утесы и в ушах послышался крик белых чаек, несущихся к стенам Данрадена. Усилием воли Габриель изгнала эту картину и сосредоточилась на фруктовых садах Нормандии. Вскоре ей удалось представить бабушкин дубовый буфет и маленькую гостиную, где она хранила самые дорогие сердцу вещи.

Когда Габриель вернется домой, дедушка освободится от власти англичанина. Кэм говорил ей, что французские власти догадаются о происшедшем, если узнают, что она была его пленницей в Англии. Десаз развеял ее опасения по этому поводу. Он сказал, что Маскарон не передавал никакой действительно важной информации и что сам первый консул с самого начала знал о шантаже со стороны англичан. Услышав об этом, Габриель почувствовала огромное облегчение, но в то же время немного расстроилась, осознав, какой доверчивой была. Что бы англичанин ей ни говорил, она все принимала как абсолютную, бесспорную истину.

Габриель снова вспомнила о Голиафе, и что-то глубоко внутри нее задрожало. Только тогда она действительно возненавидела англичанина.

– Вам повезло, – сказал врач. – Лезвие прошло всего в дюйме от глаза.

Маленькими ножницами он обрезал концы швов, которые только что наложил на щеку Кэма.

– Это был ножик для вскрытия конвертов, – сказал Кэм, давая понять, что разговор окончен.

Доктор Харлоу нахмурился.

– Шрам со временем сойдет, – заметил он и стал укладывать инструменты в маленький чемоданчик.

Кэм продолжал молчать, надевая чистую льняную рубашку. Камердинер не прислуживал ему. Когда Кэм ложился с женой в постель, ему неприятно было, если слуги находились в комнате. Он предпочитал сам раздевать Габриель. Герцог отыскал свой парчовый халат и накинул его на плечи.

Лорд Лэнсинг решил оживить беседу.

– Чрезвычайно мило с вашей стороны, сэр, прийти сюда в столь поздний час и помочь нам в беде.

Умоляюще взглянув на Кэма и крепко обхватив локоть доктора Харлоу, Лэнсинг повел врача к выходу.

С опозданием вспомнив о хороших манерах, Кэм добавил:

– Да, конечно. Благодарю вас, доктор Харлоу.

Доктор крякнул и вышел с Лэнсингом. Взяв с каминной полки канделябр, Кэм подошел к маленькому зеркалу, висевшему над сундуком для одежды. Герцог осторожно дотронулся до отвратительных черных стежков.

– Судят по делам, а не по внешности, – процитировал Лэнсинг, войдя в этот момент в комнату. – Твой камердинер должен избавиться от этого, – лорд поднял рубашку, которую снял Кэм. Она была темно-красной от крови. – Сюртук тоже придется выбросить. – Лэнсинг мельком взглянул на высохшие пятна крови, блестевшие на черном вечернем сюртуке герцога.

– Спасибо, Саймон, что привез Габриель домой.

Кэм метнул взгляд на дверь в спальню жены и задумался, как бы вежливо выпроводить друга и остаться с Габриель наедине.

Лэнсинг упал в кресло.

– Господи, что за ужасная, кровавая ночь! – с чувством произнес он. – Сначала ты с Луизой, потом я с леди Каро.

Стало ясно, что Лэнсинг не спешит уходить. Смирившись с неизбежным, Кэм поставил серебряный канделябр на место и смерил друга оценивающим взглядом.

– Насколько я понимаю, леди Каро отвергла тебя, – обыденным тоном промолвил герцог.

Саймон нахмурился и ответил:

– Если ты не против, я бы не хотел об этом говорить.

Усевшись, Кэм сказал:

– Как пожелаешь, – и сделал дипломатическую паузу. Спустя некоторое время герцог предложил другу тонкую сигару из маленькой коробки слоновой кости. Лэнсинг поднес свечу, чтобы подкурить обе сигары. Мужчины глубоко вдыхали и медленно выдыхали дым. Наконец Лэнсинг произнес:

– Она не отвергла меня. Я не сделал предложения.

– Нет?

– Нет, – Лэнсинг вздохнул. Он что-то уловил в выражении лица Кэма и улыбнулся. – Она настоящий «синий чулок», и боюсь, я не дотягиваю до нее.

– Она так сказала?

– В этом не было нужды. Я провел самые неуютные полчаса в жизни, пытаясь побеседовать с ней на древнегреческом.

Кэм поперхнулся дымом, который только что вдохнул. Он закашлялся. С трудом переведя дыхание, герцог сказал:

– Я бы не переживал по этому поводу, Саймон. Греческий – мертвый язык. Вряд ли он тебе когда-нибудь понадобится.

– Ты прав, – согласился Лэнсинг, но совсем без энтузиазма.

Кэм подавил улыбку.

– Утешает одно, – снова вздохнул Лэсинг.

Кэм ждал.

– Не думаю, что Уильям Лэмб справится лучше.

– Означает ли это, что ты сдаешься на милость судьбы? – спросил Кэм.

Лэнсинг усмехнулся.

– Нет! Это означает, что мне посчастливилось вовремя сбежать! Мне ли этого не понимать! Связать себя с «синим чулком»! И не стоить забывать о родственницах леди Каро. Они все из одного теста.

– Я понял, в чем дело, – сказал Кэм. – Ты представил себе, каково будет развлекать родственников леди Каро, если ты породнишься с этой семьей.

Лэнсинг вообразил, как герцогиня Девоншир и леди Спенсер и Бессборо приезжают в его поместье в Ирландии с длительным визитом. Лорд невольно вздрогнул.

– В роду леди Каро только женщины умны, – стал вслух размышлять лорд. – Интересно, почему все женщины в семье Спенсеров так сообразительны, а Спенсеры-мужчины тупы?

– Это не поддается объяснению, – ответил Кэм.

Внезапно меняя тему разговора, Лэнсинг сказал:

– Как ты собираешься объяснить Габриель сегодняшнее происшествие?

– Придумаю что-нибудь, – ответил Кэм.

При упоминании о Габриель он многозначительно взглянул на часы, стоявшие на каминной полке.

Поняв намек, Лэнсинг поднялся на ноги.

– Не хотел бы я оказаться на твоем месте, – сказал он шутя. – Последуй моему совету: перед тем как приступить к объяснениям, смягчи ее чем-нибудь.

– Что ты предлагаешь? – спросил Кэм чрезвычайно сухим тоном.

– Боже правый, откуда же мне знать? Безделушки и тому подобное не помогут с Габриель. А новостей из Франции нет?

– Есть. Я получил сообщение. Но ничего такого, что бы я хотел ей рассказать. Совсем наоборот. – В ответ на вопрошающий взгляд Лэнсинга Кэм продолжил: – С Маскароном невозможно связаться. Похоже, он внезапно слег с лихорадкой и его отправили в замок на Сене. Никто не может к нему подобраться. Говорят, что он тяжело болен.

Удивившись, Лэнсинг спросил:

– И ты ничего не сказал Габриель?

– Нет. И ты не должен. Родьер сомневается, что все обстоит именно так, как кажется на первый взгляд.

– Боже милостивый! Это действительно плохая новость!

С точки зрения Кэма, сообщение из Франции было, по меньшей мере, тревожным. Родьер не верил в историю, которой объясняли внезапную болезнь Маскарона и его последующий переезд из Морского министерства. Шато-Ригон так тщательно охраняли, что подозрения Родьера усилились.

Либо Маскарон скрывался по какой-то известной только ему причине, либо его сделали пленником, стараясь не показывать этого. В любом случае следовало разработать какой-то план, чтобы увезти Маскарона из Франции, и чем скорее, тем лучше. Кэм занимался этим. Однако герцог ничего не сказал другу, поскольку ему не терпелось, чтобы Лэнсинг ушел.

Когда за Саймоном наконец захлопнулась парадная дверь, Кэм вошел в свой кабинет. Герцог решил подкрепить свои силы небольшим количеством бренди, перед тем как пойти к Габриель. Он нуждался в этом.

Кэм собирался признаться жене во всем, что касалось Луизы, и попросить у нее прощения. Если бы это было в его власти, он последовал бы совету Лэнсинга. Ему хотелось бы, чтобы можно было как-то смягчить удар, который он собирался нанести. Ему хотелось бы отвлечь Габриель или отложить этот тяжелый час. Но Кэм понимал, что ему придется либо нагло врать жене, либо во всем ей признаться. У него не оставалось времени.

Герцог не хотел причинять Габи боль. Господи, он не хотел причинять ей боль. Но у него не было выбора. Луиза, Фокс или еще кто-то, желавший ему зла, уже посеял сомнения в ее душе. Кэм понял это по тому, как осторожно Габриель отводила от него взгляд, как опустились ее плечи и как вяло она приветствовала его, когда Лэнсинг привез ее домой. Он загладит вину перед женой, обещал себе Кэм. Конечно, она набросится на него, станет обзывать всеми ругательствами, какие только сможет вспомнить. Этого следовало ожидать. Он это заслужил. Он смиренно выслушает ее брань. А потом вернет себе ее благосклонность мягкими словами любви и нежности, чувственными ласками. Он знал подход к Габриель.

Герцог попытался улыбнуться, но получилась гримаса боли. Он прикоснулся к ране на щеке. И тогда Кэм вспомнил отвратительную сцену с Луизой в читальной комнате Девонширов.

Когда он только завел эту женщину в комнату, желание убить ее было непреодолимым. Он ни секунды не сомневался, что Луиза лжет, заявляя, будто ее беседа с Габриель была абсолютно невинной. Кэм слишком хорошо знал Луизу. Но гнев его рассеялся, когда он осознал, что француженка действительно считала себя пострадавшей стороной. Кэму казалось, что он никогда не забудет этих ее слов: «Ты использовал меня и выбросил, словно грязную тряпку».

В этой фразе было достаточно правды, чтобы смягчить его гнев. Он никогда до этого не видел себя в подобном свете. Но, пропади оно все пропадом, они ведь заключали сделку! Его сексуальные предпочтения обошлись ему недешево. И Луиза получила от него гораздо больше, чем Габриель. Но Габриель ничего и не просила. С другой стороны, она требовала всего.

И она это получила – его любовь, его верность, его уважение, его сердце. Он обязан убедить ее в этом. Он убедит ее в этом, пообещал себе Кэм. Она даст ему еще один шанс, потому что любит его. Если бы он оказался на ее месте, то он наверняка… о Боже, он наверняка убил бы ее. Но ведь мужчины воспринимают это совсем иначе, чем женщины, не так ли? И он ведь не по-настоящему изменил ей. Она, конечно, должна это понимать!

Кэм обнаружил, что сжимает пустой стакан. Пора идти. Расправив плечи, герцог вышел из кабинета. Медленно спускаясь по лестнице, Кэм пытался отделаться от ощущения, что теперь ему действительно придется расплачиваться за былые грехи.

Его рука на мгновение задержалась на ручке двери в спальню Габриель. Герцог глубоко вдохнул и вошел внутрь.

Габриель сидела у окна и смотрела на площадь. Девушка подняла голову, когда герцог прошел вглубь комнаты. Она не стала ждать, чтобы он помог ей раздеться. Габриель уже была в ночной сорочке. Нежное кружево кремового цвета ложилось ей на грудь, словно вторая кожа, а потом складками струилось к полу. Ее волосы были распущены и расчесаны до атласного блеска. Кэм посмотрел жене в глаза и прочел в них полную осведомленность о его отношениях с Луизой.

Он медленно выдохнул. Кэм преодолел разделявшее их расстояние, упал на колени и поцеловал маленький животик Габи.

– Я люблю тебя, – просто сказал он. – Пожалуйста, поверь в это.

Габриель была подобна куску холодного мрамора в его руках. И голос ее прозвучал ничуть не теплее:

– Что случилось, Кэм? К чему это?

Она была настроена против него, он видел это в каждой напряженной линии ее тела. Выпрямившись, Кэм взял жену за запястья и заставил подняться. Габриель молчала, пока он вел ее из тени в освещенный уголок комнаты.

– Так лучше, – сказал герцог. – Я хочу видеть твое лицо, когда говорю с тобой.

– Точно так же, – отозвалась девушка, садясь в кресло, которое Кэм отодвинул для нее, – как я хочу видеть твое.

Кэм бедром оперся на секретер и задумчиво посмотрел на жену. Ее спокойствие пугало его. Герцог вспомнил о временах, когда она набросилась бы на него с проклятиями. Он предпочел бы самую отборную брань этому ледяному молчанию.

Со всей нежностью, на какую был способен, Кэм сказал:

– Габриель, когда я женился на тебе, у меня была любовница на содержании.

– Понимаю, – небрежным тоном ответила Габриель, словно они обсуждали погоду. – И как мне дали понять, она была у тебя еще долгое время после нашей свадьбы.

Кэм беспокойно переступил с ноги на ногу.

– Я хотел бы знать, кто рассказывает тебе сплетни, – чопорно сказал герцог.

– Не сомневаюсь в этом, – уклончиво согласилась Габриель.

Кэм подавил раздражение. В этом случае он был виновной стороной, и если таковым должно было стать его унижение, он готов принять его, до определенной степени.

– Планировалось, что наш брак будет всего лишь фиктивным, – напомнил он Габриель.

– Таким он и станет с сегодняшнего вечера, – холодно сообщила она.

Кэм терпеливо улыбнулся и решил пропустить эту реплику мимо ушей. Он сложил руки на груди и взглянул на маленькое лицо, упрямо остававшееся безразличным.

– Габриель, – его голос стал хриплым, убеждающим. – С того момента, как ты стала мне настоящей женой, в моей постели не было других женщин. И задолго до этого я хотел тебя и только тебя. Ты очень долго держала меня на расстоянии. Ты знаешь, что я говорю правду.

– Англичанин, – тихо и кратко ответила она, – ты неисправимый лжец.

– Я никогда не лгал тебе!

– Что я слышу! – изобразила удивление Габриель. – Так ты говорил правду, когда сказал, что я никогда не смогу стать такой женщиной, как твоя любовница?

– Я уже объяснил эту дурацкую фразу! – голос Кэма стал громче и грубее, когда его охватил гнев. Габриель фехтовала с ним, как будто в руках у нее сейчас была рапира. Он не хотел этого. Он хотел сделать признание. Габриель простила бы его, и их отношения стали бы прежними. Выпрямившись, Кэм отошел от письменного стола.

– Ты всегда был изобретателен в объяснениях. Это я могу признать, – сказала она. – Тогда будь добр, скажи мне вот что. Где ты был, англичанин, в нашу первую брачную ночь?

Герцог застонал и зло выругался.

– Какое это имеет значение? – свирепо спросил он. – Ты не хотела меня. Я пошел туда, где меня ждали.

– К Луизе Пельтье, чтобы быть точным. В дом, который ты снял для нее в Фалмуте.

– Да! – прорычал он.

Габриель смотрела на него в ошеломленном молчании. Ее губы дрожали. Девушка опустила ресницы, но Кэм успел заметить, что в ее глазах блестят слезы.

– Габриель, – взмолился герцог и взял ее за руки.

Она отпрянула от него. Кэм крепче сжал руки девушки.

– Ты слишком молода, слишком невинна, чтобы понять. Я знаю, о чем ты думаешь. Нет, не отталкивай меня. – Он с силой притянул ее к себе и заговорил с нетерпением: – Мои отношения с Луизой были плотскими и не более того. Ты понимаешь? Она никогда не значила для меня больше, чем… дьявол, мой ужин, если ты хочешь, чтобы я объяснил это со всей грубостью. Я нанял ее на работу! Она продавала свое тело за деньги! Сегодня вечером она хотела нас поссорить. Когда я отказался иметь с ней какие-либо отношения, она набросилась на меня с ножом. – Габриель перестала сопротивляться, и герцог расстроено вздохнул. Его голос стал нежнее. – За всю свою жизнь я любил только одну женщину, тебя. Габриель, я люблю тебя.

Его глаза светились любовью.

Габриель презрительно скривила губы. Он выбрал из своего арсенала новое оружие – неподдельную искренность, – с помощью которой рассчитывал завоевать цитадель. Этот человек мастерски умел обманывать. Разве она не знала этого?

Легко и насмешливо Габриель провела пальцами по шрамам на щеке герцога.

– Так вот что на самом деле произошло сегодня вечером между тобой и Луизой, Кэм? Или она тоже не захотела тебе подчиниться?

Темно-красная волна поднялась по шее Кэма. Он ожидал проявлений ревности и гнева. Он был бы рад тираде из бранных слов. Но он не ожидал, что подобное открытое презрение так выведет его из себя. Габриель смотрела на него сверху вниз, вгоняя его в страх этим ледяным взглядом. Слова не действовали на нее.

– Пойдем в постель, – вдруг сказал Кэм и потянул Габриель за руку.

Девушка вырвалась у него из рук с такой силой, что отлетела назад и споткнулась о стул. Восстановив равновесие, она вперила в Кэма яростный взгляд.

– Ты с ума сошел, если думаешь, что я позволю тебе заниматься со мной любовью. Я не хочу тебя, понимаешь? Возвращайся к Луизе, если она тебя примет. Или найди какую-нибудь другую женщину, которой будет приятно твое внимание.

Кэм нехорошо улыбнулся и сказал:

– Теперь ты больше похожа на себя.

Габриель гневно выкрикнула:

– Зачем ты так себя утруждаешь, англичанин?! Повар с удовольствием приготовит тебе ужин. – Она спряталась за стул, когда Кэм стал приближаться к ней. – Ты сам так сказал: спать с женщиной – все равно что есть свой ужин.

Мощным движением руки герцог отбросил стул в сторону.

– Ты невнимательно меня слушала, – возразил он и протянул к ней руки.

– Я буду сопротивляться, – предупредила Габриель, когда герцог обхватил ее плечи сильными руками.

– Попытаешься, – согласился он.

Габриель не понимала, как это могло случиться, но сила, которую она чувствовала, когда Кэм вошел в комнату, оставила ее. Он был сдержанным, униженным, кротким, и это питало ее уверенность. Пару слов, и он будет ползать у ее ног, думала тогда Габриель.

Но он не ползал. Девушка заглянула в безудержные голубые глаза и увидела свирепость, которая должна была напугать ее. Она вывела герцога из себя. Габриель стало интересно, а не хотела ли она этого с самого начала, сама того, не понимая.

Нечего было и думать о том, чтобы ругать его за Голиафа и Маскарона. Англичанин не должен знать, что она разгадала его замыслы, до тех пор, пока он будет уже не в силах что-либо предпринять. Но было совершенно очевидно: герцог ожидал, что она станет ругать его за грехи, которые он совершил как ее муж. Габриель могла безнаказанно дать волю гневу.

Не успела эта мысль отчетливо сформироваться у нее в голове, как ярость девушки взорвалась и вырвалась наружу, словно вулканическая лава. Ловким движением, которому ее научил Голиаф, Габриель с силой выбросила вперед обе руки и оттолкнула Кэма. Он с грохотом упал на пол, но не пошевелил и мускулом, чтобы подняться. Если бы Габи не распирало от безудержной злости, она бы посмеялась над изумлением, которое отобразилось на лице англичанина.

– Распутник! Обманщик! Плут! – в бешенстве закричала она и добавила парочку красочных французских эпитетов, от которых глаза Кэма восхищенно расширились.

– Теперь передо мной Габриель, которую я знаю, – радостно произнес он и приподнялся на локтях, чтобы лучше рассмотреть жену, которая металась вокруг него, делая широкие нетерпеливые шаги.

– Кто мне говорил, что влюбился в меня еще в Андели?! – кричала она.

– Это невозможно объяснить, но это правда, – признался Кэм, театрально вздыхая.

Голос Габриель звенел от эмоций:

– Лжец! Разве может мужчина, влюбленный в одну женщину, ложиться в постель с другой?

– Может, если думает, что женщина, которую он любит, недоступна, – веско заметил он.

– Мы обменялись клятвами перед Богом, – парировала девушка.

Она воспользовалась новым приемом, подумал Кэм, таким, который требует взвешенного ответа. Но не теперь. Они вернутся к этому позднее. Тем же оскорбительно благоразумным тоном Кэм сказал:

– Клятвами, которым мы оба абсолютно не собирались следовать.

На мгновение, всего на мгновение ветер перестал поддерживать ее паруса. Уперев руки в бока, тяжело дыша, сверкая глазами, Габриель смотрела на него в гневном молчании. Он осторожно сел на полу.

– А те ночи, когда ты тайком покидал Данраден?

– Какие ночи? – спросил Кэм, пытаясь выиграть время.

Он прекрасно понимал, о чем спрашивает Габриель. В те ночи он тайком уходил из замка, чтобы побыть с Луизой.

Девушка топнула ногой и наклонилась, чтобы оказаться с ним нос к носу.

– Где ты был? – прошипела она.

В голосе Кэма не было легкомысленности, когда он ответил:

– Ты знаешь, где я был. И я объяснил почему.

Габриель опустила ресницы, чтобы скрыть эмоции, но Кэм заметил, как замерло ее дыхание, когда она отвернулась. Очень спокойно и серьезно герцог сказал:

– Я уже говорил это, но скажу еще раз. С того дня, как ты стала мне настоящей женой, у меня не было других женщин. Я не знал, что ты заметила, что я покидал Данраден. Мне жаль. Возможно, я проявил недостаточную осторожность…

Ее смех остановил его.

Габриель бросила через плечо:

– Даже если ты и проявил неосторожность, я ни о чем так и не догадалась. Хочешь посмеяться? Я думала, что ты уходил, чтобы заниматься шпионажем. – Она снова расхохоталась, правда, не слишком убедительно. – Честно говоря, тогда мне хотелось, чтобы ты уходил почаще.

Казалось, девушка перенеслась мыслями в прошлое.

Кэм не знал, с какой стороны к ней подойти. Он молчал и смотрел на жену, пока та бесцельно мерила шагами комнату.

Когда Габриель заговорила снова, ее голос был безжалостным и холодным, как кусок льда.

– В те ночи ты уходил от меня к Луизе? А я до смерти боялась, что ты узнаешь, чем занималась я. Какая ирония судьбы!

От того, как она выбирала слова, Кэм почувствовал легкое раздражение.

– Я не уходил от тебя к Луизе. Ты ясно дала понять, что не хочешь меня. А чем же занималась ты?

Поскольку Габриель стояла к нему спиной, Кэм воспользовался возможностью подняться.

– Тебе это покажется смешным, – сказала она треснутым голосом.

– Габриель, – взмолился Кэм и поднял руки в успокаивающем нежном жесте.

Девушка обрела контроль над собственным голосом.

– Я болталась на веревке на стенах Данрадена, готовясь к побегу.

В ее голове мелькнула странная мысль, которой она, однако, не озвучила. Габриель вспомнила, что за несколько недель до побега ей, к огромному сожалению, пришлось прекратить прогулки по ночам. Англичанин перестал ходить к Луизе? Наверное, да, подумала она.

Габриель чувствовала, что слабеет. Сорвавшись с места, она бросилась к двери и широко распахнула ее.

– Я смертельно устала, – сказала Габи, – и моя голова вот-вот лопнет. – Это было чистейшей правдой. – Возможно, следует продолжить этот разговор, когда мы оба будем в лучшем настроении.

– Я не вижу смысла продолжать этот разговор, – к ее удивлению согласился герцог.

Величавой поступью пантеры Кэм подошел к двери. Габриель постаралась не дернуться, когда он остановился и дверном проеме, возвышаясь над ней.

– Могу я поцеловать твою руку? – мягко спросил Кэм.

Габриель окинула герцога взглядом, и ее кровь начала вскипать. Он был воплощением аристократизма – вежливый, изысканный и гладкий, словно отполированный гранит. Габриель оскалилась и произнесла приятным голосом:

– Англичанин, мне все равно, можешь поцеловать меня хоть в…

Девушка вскрикнула от страха, когда Кэм вдруг набросился на нее. Громко рассмеявшись, он обнял Габриель и крепко поцеловал. Она отчаянно сопротивлялась. Наклонившись, он подхватил ее на руки. Захлопнув ногой дверь, Кэм понес жену к кровати. Габриель обнаружила, что падает, и вскрикнула, оказавшись на матрасе. В следующую секунду Кэм уже растянулся на ней сверху. Габриель осыпала его бранью, на которую только была способна. «Потрясающе», – думал Кэм, слушая длинную череду проклятий, срывавшихся с ее языка. Герцог откинул голову и захохотал.

Ее гнев не звал границ. Габриель обеими руками схватила Кэма за волосы и дернула изо всех сил.

– Не смей смеяться надо мной! – задыхаясь, выкрикнула она.

Кэм легко разжал ее руки и прижал их к подушке над головой у Габриель.

– Если я смеюсь, то только потому, что снова обрел свою жену, – сказал он. – На людях ты можешь сколько угодно изображать герцогиню. Я вполне это одобряю. Но не стоит делать ошибку, думая, будто ты можешь играть эту роль со мной.

Его глаза светились теплотой и нежностью, которых Габриель не могла вынести.

Отвернувшись, она пробормотала:

– Ты ошибаешься, англичанин. Тебе не удастся меня обмануть. Ты потерял меня. Навсегда.

После этих необдуманных слов Кэм замер. Тишина, казалось, дрожала от напряжения. Габриель пожалела, что сказала так много. Она вздрогнула, когда Кэм запустил длинные пальцы в ее волосы и приподнял ее голову.

– Что это должно означать? – спросил он так тихо и отчетливо, что девушка поняла, что зашла слишком далеко.

Габриель не замечала, что затаила дыхание, пока не выпустила его долгим неровным вздохом. Силясь сбить Кэма с верного следа, она сделала робкую попытку:

– Я буду твоей герцогиней и матерью твоего ребенка, но я не могу, не хочу быть для тебя кем-то еще.

Его взгляд стал каменным, потом вспыхнул гневом.

– Ты принимаешь это слишком близко к сердцу, – сказал он. – Хорошо все обдумав, ты успокоишься.

Гордость продиктовала единственный ответ:

– Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался.

– И ты думаешь, я удовлетворюсь этим? – удивленно спросил герцог.

– А у тебя есть выбор? – опрометчиво возразила Габриель, стараясь не показать, что испытывает облегчение: ей удалось отвлечь англичанина от мысли, что она собирается бежать во Францию.

– Я покажу тебе, какой у меня есть выбор, – сказал Кэм и обрушился на ее губы грубым, карающим поцелуем.

Габриель слишком поздно осознала, что он услышал вызов в ее словах. Она отчаянно уперлась в его плечи. Железной хваткой Кэм сковал ее руки над головой. Габи извивалась и брыкалась, пытаясь освободиться. Он подвинулся, глубоко вдавив ее в матрас, твердой тяжестью своего тела раздавливая ее мягкие женские контуры.

Габриель сменила тактику. Она перестала бороться и перешла к пассивному сопротивлению. Кэм немедленно этим воспользовался. Он широко раздвинул ее ноги и устроился между ее бедер. Только тогда он освободил Габриель от мучительного поцелуя.

Кэм поднял голову. Бурю в его глазах встречал шторм, бушевавший в ее взгляде. Оба не могли говорить, так тяжело и неровно они дышали. Габриель помотала головой. Кэм интимно прижался к нижней части ее тела, наглядно демонстрируя, что он собирался с ней сделать. Габриель всхлипнула, и оба распознали в этом тихом звуке возбуждение.

Габриель парализовала паника. Она не могла позволить себе забыть, что этот мужчина предал ее доверие. Он беззастенчиво пользовался ею в собственных целях. Люди, которых она любила больше всего на свете, пострадали от ее глупости. Отдаться ему теперь, когда она знала, что он вероломный мерзавец, означало навлечь на себя катастрофу.

Кэм отпустил запястья Габриель. Его руки скользнули к ее плечам, освобождая их от ночной сорочки. Но девушка еще не покорилась. Она запустила ногти в его кожу.

Кэм зло выругался и отмахнулся от ее рук. Он не задумывался над тем, что делает. Коленями разведя ноги жены и прижав ее к матрасу, Кэм стал не торопясь рвать нежное кружево ночной сорочки, от воротника до подола. Жестокость его действий потрясла обоих.

– Неужели дошло до этого, Кэм? – тихо вскрикнула Габриель. – Ты возьмешь меня силой?

– Нет, – простонал он. – Я просто хочу любить тебя.

На мгновение показалось, что ее слова привели герцога в чувство. Он колебался. Но когда Кэм посмотрел в глаза жене, она поняла, что проиграла.

Кэм не знал, что с ним происходит. Он хотел совсем не этого. Он хотел, чтобы Габриель открылась ему навстречу, как это всегда бывало. Впервые, с тех пор как они стали любовниками, Габриель отвергла его, и продолжала отвергать. Боль от сознания этого разрывала герцога на части. Он не хотел причинять ей боль. Он не будет причинять ей боль. Но он не может позволить ей победить в этой битве. Он не собирался позволять ей сделать их чужими друг другу. Она любит его. Он докажет ей это.

Кэм контролировал отчаянные движения Габриель своим весом, мощной ногой обхватив ее бедра. И тогда он принялся услаждать ее тело. Теперь ничто не защищало ее обнаженную кожу от прикосновений его рук, языка и губ.

Беспощадно подавив собственное желание, Кэм стал применять свои тайные познания. Он знал, как нужно прикасаться к Габриель, чтобы она мучительно и непреодолимо захотела его. Пальцы девушки сдавили плечи Кэма, когда он провел зубами по ее соску. Он взял напухший сосок глубоко в рот, и она беспомощно выгнулась ему навстречу. Когда его пальцы скользнули в ее влажные, теплые глубины, Габриель замерла, а потом задрожала под ним. Кэм поцеловал жену. Ее губы смягчились и прильнули к его губам. Габриель хотела ненавидеть его. Ей нужно было ненавидеть его. Она не могла понять, почему не делает этого. Габи осознавала, что мыслит нерационально. Кэм болезненно глубоко проник вглубь ее живота. Жар от этого проникновения расходился по телу, словно лесной пожар, поглощая ее всю. Она не в силах была думать о последствиях, когда все ее чувства пылали от желания. Габриель открыла рот, слабо протестуя, и язык Кэма заполнил его, двигаясь взад и вперед в эротическом ритме. Она застонала и беспокойно пошевелилась под весом его тела. Герцог поднял голову и посмотрел на нее.

– Отдайся мне, – взмолился он.

Он лишил ее воли.

– Ты победил! – выкрикнула Габи.

Огонь ярости снова запылал в его глазах.

– Победил? Тогда, если я победил…

Кэм склонился над Габриель, закрывая собой все. Спокойно, медленными неторопливыми движениями он расположил ее тело так, чтобы Габи была абсолютно уязвима, открыта для него. Не отрываясь глядя в глаза жертве, Кэм начал пытку. Габриель вздрагивала от каждого интимного прикосновения. Ее дыхание становилось все тяжелее, сгущалось в горле, легкие с огромным трудом выталкивали воздух. Кэм встал на колени между ее ног и начал глубоко вводить пальцы в тело жены, пока она не обезумела от желания.

Но этого было недостаточно. Кэм опустил голову. Губами и языком он овладел ею, ни капли не щадя скромности Габриель, чувственно наслаждаясь ее телом.

Габриель забыла обо всем. Она превратилась в котел бурлящих чувств. С распутной развязностью она предлагала себя, потакая каждому его капризу, наслаждаясь движениями его языка, лаской губ, прикосновениями рук, неутомимо скользивших по ее телу. Габриель никогда еще так остро не осознавала себя женщиной. Никогда еще она с такой ясностью не понимала, что ее тело – инструмент для наслаждения. Девушка не отдавала себе отчета в том, что подстегивает Кэма развратными требованиями и похвалами.

Когда он отстранился от нее, она протестующе застонала. Быстро встав на ноги, Кэм освободился от одежды. Его руки дрожали. Ее женский запах был у него на языке, заполнял его ноздри, невыносимо возбуждая его. Кэм знал, что Габриель ожидает быстрого и неистового завершения. Но это не входило в его планы. Кэм закрыл глаза, подавляя горячую спешку желания.

Когда он вернулся к Габриель, она ощутила его состояние и удивленно посмотрела на него. И тогда пытка началась сначала. Кэм щедро дарил ей нежные ласки и шептал слова любви, от которых у ее сердца не было защиты. Казалось, что все, происшедшее до сих пор, не имело никакого значения, что их занятие любовью началось только тогда, когда Габриель приняла его как любовника и дала полное согласие на то, чего он хотел от нее.

– Все хорошо, – прошептала она, женской интуицией ощутив, что Кэм ведет сам с собой какую-то внутреннюю битву. – Все хорошо.

Кэм обхватил ее лицо сильными руками и неясно, а потом пламенно поцеловал, ощутив, как страсть разгорается в ней. Пальцы Кэма обхватили руку возлюбленной и опустили ее к эпицентру его возбуждения.

– Люби меня! – взмолился он.

– Люблю, – прошептала Габи, и доказала это, демонстрируя собственные тайные знания, проверяя герцога на прочность. Она поднялась над ним, ее волосы заструились по его телу, словно сноп спелой пшеницы. Жадными поцелуями Габриель прокладывала тропинки от его плеч к паху, лаская каждый сантиметр его кожи, наслаждаясь, купаясь в запахе и вкусе. Она требовала. Он давал ей то, чего она хотела. Повинуясь старому как мир женскому инстинкту, Габриель все сильнее прижималась к мужу, приглашая его к самому полному действу любви, возможному между женщиной и мужчиной. Габриель извивалась и стонала, вцепившись в плечи Кэма, побуждая овладеть ею.

Он приподнялся над женой.

– Ты хочешь, чтобы я это сделал?

Резкая требовательность его тона постепенно проникла сквозь чувственную дымку, затуманившую ее разум. Габриель подняла длинные ресницы и попыталась сосредоточить взгляд на муже.

С трудом обуздывая нетерпение, Кэм запустил пальцы в ее волосы.

– Я хочу быть внутри тебя, – простонал он хриплым и низким от возбуждения голосом. – Но ты должна знать, что это будет значить, Габриель. Это будет значить, что ты простила меня!

– Кэм! – ее голос был слабым и тихим.

Она не могла думать. Она не хотела думать.

– Дай мне войти в тебя, Ангел.

Кэм опустил руку Габриель туда, где сходились их тела. Ее пальцы сомкнулись вокруг его пениса, лаская, упиваясь его силой. Габриель послушно направила его к входу в свое тело. Она открылась ему. Он медленно заполнил пустоту. Она не знала, что ее щеки стали мокрыми от слез.

Кэм языком повторил путь скатившейся слезинки.

– Ты не проиграла, – хрипло прошептал он. – Мы оба победили.

Внезапно его настроение изменилось. Он обхватил руками ее бедра, приподнял ее, делая проникновение глубже, полнее. Когда Габи стала извиваться в приступах восторгов, он опустошил себя глубоко в ее тело, Кэм снова и снова повторял ей о своей любви. Для Габриель эти слова слились в горько-сладкую литанию.