"Владимир Маканин. Где сходилось небо с холмами (Повесть)" - читать интересную книгу автора

войдя, и погасил снова,- из четырех стен и из поселковской густой тишины
возникла ставшая от времени чуть узкой спальня его детства. Он не спешил
заснуть - лежал, улыбался. Он вспомнил, что он компози-
тор. (А ведь, став пианистом, всегда бы чувствовал недостаток лет,
отданных инструменту: сравни-тельно с другими он поздно начал.) Он
улыбнулся.!. (Весь пестрый день посещения родного места пронесся перед ним
кинолентой, в самом конце которой, раз уж она пронеслась перед глазами вся,
вновь мелькнула старуха с тряской головой и с злобным выкриком. Была тишина,
были стены. Глухо забормотав, как бывает перед самым засыпанием, Башилов
повернулся на другой бок и негромко ответил. Он ответил вроде бы старухе и
вроде бы не старухе, а кому-то еще, третьему и стороннему, кто мог бы их
рассудить:
- Не вытягивал я соки...
Засыпая, он слышал через открытое окно редкие летние ночные звуки, а
также цикад, которых помнил с детства. Был за окном и фонарь, что помнился с
малых лет,- фонарь светил не меняясь.

3

Генка Кошелев был певец слабый, там и тут подрабатывающий, но своей
полупьяной судьбой, впрочем, гордящийся, как это у совсем слабых подчас
бывает; он-то и сосал из поселка соки, в том смысле, что тянул и тянул со
своих родителей, с Кошелевых, деньги. Он тянул из них, когда учился, а когда
ученье закончилось, тянул по-прежнему, еще и поторапливал их в письмах. Он
пил, что сильно увеличивало его запросы. Позже он понял, что пить вредно,
однако же пил - и все с меньшей надеждой пробовал пробиться вокалом, ища
удачи на эстрадных площадках города Пскова, куда его забросила судьба. Лишь
в самый последний год у него, бросившего эстраду и теперь кочевавшего по
ресторанам, деньги появились, и наконец-то у родителей он не просил. Дожили,
слава богу. А спятившая, мол, Василиса-старая увязла в стершейся своей
памяти и спутала - ей все едино, что и кому кричать.
?Ну ясно, ясно! Не придал я никакого значения! Ни малейшего!? - Георгий
даже и засмеялся, открыто и широко засмеялся, показывая, что не станет же он
сводить счеты со старой бабкой. Он вновь пил с ними липовый чай. Он
улыбался. Здесь, а не в другом каком месте убегал он в горы, и здесь, а не в
другом месте его едва не убило молнией... Но чем больше Башилов отмахивался
и чем старательнее отодвигал, тем цепче слова ее удерживались в памяти:
конечно, спутала, однако ведь не только о деньгах она кричала. ?Соки вытянул
наши! песни вытянул!..? - вот ведь что кричала старуха Генке Кошелеву, вот
ведь что кричала она и ему, Башилову, пусть даже спутав, пусть случайно.
Спятила, несла вздор, не кричала, а выла о ?дурном, черном глазе?, но ведь
не все так просто, и ведь, помимо вздора и суеверных намеков, она кричала,
каркала, что эти двое, вышед-шие из поселка, уносят их песни и их музыку
дальше и дальше - высасывают. Чем больше музыки уносили эти двое, тем меньше
ее оставалось здесь, вот ведь что кричала старая ведьма, опять же напоминая
о ячменном, о хлебном колосе, истощающем почву. И так ли уж случайно, что
он, Баши-лов, вдруг засовестился, а засовестившийся, старался это скрыть,
отчего утешения земляков не облег-чали, а только ложились камнем. ?Ну ясно,
ясно. Не придал я никакого значения, ни малейшего!.. И не сержусь я на нее!?
- Башилов даже и засмеялся, говоря с ними, широко засмеялся, открыто.