"Владимир Маканин. Отставший (Повести и рассказы) " - читать интересную книгу автора

скамью, она вновь радостно и возбужденно спросила:
- Ну, сын, хочешь в пионерлагерь?
Совершенно спокойно, притушив умненькую и злую улыбочку, Мистер
негромко ответил:
- Оссподи, да спихни меня куда хочешь.
Женщины, встрепенувшись, оглянулись на него - маленький и мудрый
старичок смотрел и не смотрел на них, сплевывая семечную шелуху. Он отвечал
матери всегда негромко, его послушание было всегда стопроцентным и всегда
внутренне ядовитым. Не способные уловить оттенок - после паузы - мать и за
ней остальные женщины отвернулись и опять заговорили о бараке, о
комнатушках, в которых ютились. Мать Кольки в то время хотела (и позже она
пошла по этой лестнице вверх) проникнуть в завком и распределять там скудно
строившееся в поселке жилье. Она спала и видела, как во всеоружии своей
справедливости она делит комнаты, а может быть, распределяет квартиры;
квартиры тогда были неслыханной роскошью. Она грозилась:
- Вот погодите. Вот я влезу туда - и покажу им, как надо делить.
Отец Кольки был человек, травмированный войной, слабовольный,
придавленный женой и тихий, точнее сказать, смирный, однако с внутренней и
тщательно скрываемой жаждой - дожить жизнь как жизнь. Сам с собой отец
Кольки вел такие, неслышные другим разговоры:
- За плечами вся жизнь - а я еще не отдохнул.
Или:
- Прожита жизнь, а я ничего не видел...
Или:
- Жизнь прожил, а еще и не любил никого по-настоящему...
Был он преподавателем техникума; рассказывая об изоляционных
материалах, он время от времени платонически влюблялся то в одну, то в
другую студенточку, подолгу раздумывая и колеблясь, стоит она или не стоит
его любви - отдать ей или не отдать остаток своей жизни. Он их разглядывал,
перебирал, одну за другой браковал и боязливо играл глазами, - студенточки
считали его чудаком. Они считали его контуженным. Занятия он вел
замедленно-замогильным голосом. Сына своего он воспринимал как очередную
неудачу в жизни. Отец считал, что он стоил лучшей доли, он считал, что он
стоил лучшего сына.
- Вот и здесь мне не повезло... Горе ты мое, - начинал он вдруг со
вздохом. И тихо (и не без опаски) пытался положить руку на голову сына.
Иногда среди ночи отец свешивал ноги с кровати, выходил в коридор
барака и курил - думал о тяжелой своей жизни. Жизнь проходила, а отец, как
ему казалось, очень мало узнал и очень мало увидел.
- Я никогда, - тихим и укоряющим себя самого голосом начинал он, - не
ловил сетями рыбу. Никогда...
Или:
- Я никогда не видел города Гурьева.
И он уезжал с кем-нибудь в недалекий Гурьев. Или на озерную рыбалку. Он
возвращался и тихо оправдывался, тихо и прибито сносил крики жены, - тихо и
потаенно он тоже хотел прожить собственную жизнь. Он только об этом и думал
и был похож на человека, который мучительно не понимает, почему из отдельных
капель никак не соберется в целое дождь.

Сестра - а она была старше Кольки Мистера на три года - была прежде