"Николо Макиавелли. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия" - читать интересную книгу автора

государстве все поновому: создать в городах новые правительства под новыми
наименованиями, с новыми полномочиями и новыми людьми; сделать богатых бедными,
а бедных - богатыми, как поступил Давид, став царем: алчущих исполнил благ, а
богатящихся отпустил ни с чем, а кроме того - построить новые города и разрушить
построенные, переселить жителей из одного места в другое, - словом, не оставить
в этой стране ничего нетронутым. Так, чтобы в ней не осталось ни звания, ни
учреждения, ни состояния, ни богатства, которое не было бы обязано ему своим
существованием. Он должен взять себе за образец Филиппа Македонского, отца
Александра, который именно таким образом из незначительного царя стал государем
всей Греции. Писавший о нем автор говорит, что он перегонял жителей из страны в
страну подобно тому, как пастухи перегоняют свои стада.
Меры эти до крайности жестоки и враждебны всякому образу жизни, не только
что христианскому, но и вообще человеческому. Их должно избегать всякому: лучше
жить частной жизнью, нежели сделаться монархом ценой гибели множества людей. Тем
не менее тому, кто не желает избрать вышеозначенный путь добра, надобно
погрязнуть во зле.
Но люди избирают некие средние пути, являющиеся самыми губительными; ибо
они не умеют быть ни совсем дурными, ни совсем хорошими, как то и будет показано
на примере в следующей главе.

Глава XXVII
ЛЮДИ ЛИШЬ В РЕДЧАЙШИХ СЛУЧАЯХ
УМЕЮТ БЫТЬ СОВСЕМ ДУРНЫМИ ИЛИ
СОВСЕМ ХОРОШИМИ

В 1505 году папа Юлий II пошел походом на Болонью, дабы выгнать оттуда род
де Бентивольи, владевший этим городом около ста лет. Ополчившись против всех
тиранов, занимавших церковные земли, он решил также выкинуть Джовампаголо
Бальони из Перуджи, тираном которой тот был. Подойдя к Перудже, папа Юлий II с
его хорошо всем известной смелостью и решительностью не стал дожидаться войска>
которое должно было подоспеть ему на помощь, но вошел в город безоружным,
несмотря на то что Джовампаголо собрал в нем довольно много людей для своей
защиты. Увлекаемый тем яростным пылом, благодаря которому он подчинял себе все
обстоятельства, Юлий II, сопровождаемый только свитой, отдался в руки своего
врага, которого затем увел с собой, оставив в Перудже собственного губернатора,
установившего в ней власть Церкви.
Людьми рассудительными, находившимися тогда подле папы, была отмечена
дерзновенная отвага папы и жалкая трусость Джовампаголо; они не могли уразуметь,
как получилось, что человек с репутацией Джовампаголо разом не подмял под себя
врага и не завладел богатой добычей, видя, что папу сопровождают все его
кардиналы со всеми их драгоценностями. Люди эти не могли поверить, что его
остановила доброта или что в нем заговорила совесть; ведь в груди негодяя,
который сожительствовал с сестрой и ради власти убил двоюродных братьев и
племянников, не могло пробудиться какое-либо благочестивое чувство. Вот почему и
приходится сделать вывод, что люди не умеют быть ни достойно преступными, ни
совершенно хорошими: злодейство обладает известным величием или является в
какой-то мере проявлением широты души, до которой они не в состоянии подняться.
Так вот, Джовампаголо, не ставивший ни во что ни кровосмешение, ни
публичную резню родственников, не сумел, когда ему представился к тому удобный
случай, или, лучше сказать, не осмелился совершить деяние, которое заставило бы