"Андрей Макин. Французское завещание " - читать интересную книгу автора

Узенькое окошко его каморки приходилось вровень с землей и с началом весны
зарастало сорной травой. Сидевшие на своей скамье бабули время от времени
опасливо косились в эту сторону - в открытом окне среди стеблей травы
нередко показывалась широкая физиономия "хулигана". Казалось, его голова
вырастала прямо из земли. Но в такие минуты, когда он предавался созерцанию,
Гаврилыч вел себя смирно. Он запрокидывал голову, словно сквозь ветви
тополей хотел разглядеть небо и сверканье заката... Однажды, взобравшись на
чердак этой черной избы, под самую крышу, раскаленную солнцем, мы открыли
тяжелую створку слухового окна. На горизонте степь поджигало грозное пламя
пожара, казалось, солнце вот-вот скроется в дыму...
В конечном счете, в этом тихом уголке Саранзы революция сумела
установить только одно новшество. С расположенной в дальнем конце двора
церкви сняли купол. Иконостас вынесли тоже, а на его место водворили большой
квадрат белого шелка - экран, который смастерили из занавесок,
реквизированных в одной из буржуазных квартир "декадентского" здания.
Кинотеатр "Баррикада" был готов принять первых зрителей...
Но наша бабушка, которая могла спокойно разговаривать с Гаврилычем,
могла противостоять любым кампаниям и однажды в разговоре о нашем
кинотеатре, сделав знак глазами, она сказала: "Эта обезглавленная
церковь..." И мы увидели, как над приземистым зданием (о прошлом которого мы
ничего не знали) вознесся стройный силуэт позолоченного купола и креста.
Не столько одежда бабушки и ее внешний облик, сколько вот эти мелкие
приметы давали нам почувствовать ее отличие от других. Что до французского
языка, на него мы смотрели скорее как на наш семейный диалект. В конце
концов, у каждой семьи есть свои языковые пристрастия, любимые словечки и
прозвища, которые и выходят за порог дома, свой сокровенный жаргон.
Образ нашей бабушки был соткан из этих безобидных странностей, на
чей-то взгляд - оригинальных, на чей-то другой - экстравагантных. Так было
до того самого дня, когда мы открыли, что из-за маленького заржавленного
камешка на ее ресницах могут заблестеть слезы, а французский язык, наш
домашний говор, магией свои звуков может исторгнуть из бурных, темных вод
город-фантом и постепенно возвращать его к жизни.
В этот вечер из дамы с какими-то туманными нерусскими корнями Шарлотта
превратилась в посланницу поглощенной временем Атлантиды.


3

Нейи-сюр-Сен состоял из дюжины бревенчатых домов. Из самых настоящих
изб крытых узкими пластинками дранки, посеребренной зимней непогодой, с
окнами рамке затейливых резных наличников, с плетнями, на которых сушилось
белье. Молодые женщины носили на коромыслах полные ведра, из которых на
пыльную главную улицу выплескивалась вода. Мужчины грузили на телегу тяжелые
мешки с зерном. К хлеву медленно и лениво брело стадо. Мы слышали
приглушенное звяканье колокольчиков, хриплое пенье петуха. В воздухе был
разлит приятный запах зажженного очага - запах готовящегося ужина.
Ведь бабушка, говоря о своем родном городе, сказала нам однажды:
- О! Нейи был в ту пору просто деревней...
Она сказала это по-французски, но мы-то знали только русские деревни. А
деревня в России - это обязательно цепочка изб (само слово деревня