"Андрей Макин. Французское завещание " - читать интересную книгу автора

А там, вдали - смотри! - главу свою вознес Собор, где дан приют
минувших битв героям... Так вспомним же турнир без ненависти, в коем,
Провидя братство, кровь смешали Галл и Росс.
В полной растерянности мы ломали себе голову над неотступной загадкой:
"Почему мы так ненавидим немцев, вспоминая не только последнюю войну, но и
тевтонскую агрессию семисотлетней давности при Александре Невском? Почему мы
не можем забыть злодеяния польских и шведских захватчиков, совершенные
больше трехсот лет назад? Не говоря уж о татарах... И почему в представлении
русских страшная катастрофа 1812 года не запятнала репутацию французов?
Может, именно из-за словесного изящества этого "турнира без ненависти"?"
Но в особенности это "нечто французское" выразило себя присутствием
женщины. Там находилась Александра, на которой сосредоточивалось всеобщее
деликатное внимание, которую в каждой речи приветствовали менее велеречиво,
чем ее супруга, но зато с тем большей учтивостью. Даже в стенах Французской
академии, где мы задохнулись от запаха старой мебели и пыльных фолиантов,
это самое "нечто" позволило царице остаться женщиной. Да, она оставалась ею
даже в присутствии старцев академиков, которые представлялись нам
брюзгливыми педантами, глуховатыми оттого, что уши у них заросли волосами.
Один из них, президент, встал и с угрюмым видом объявил заседание открытым.
Потом помолчал, словно собираясь с мыслями, узнав которые - мы не
сомневались в этом, - слушатели вскоре заерзают на своих жестких деревянных
сиденьях. Запах пыли сгустился. И вдруг старый президент поднял голову, в
его глазах вспыхнула лукавая искорка, и он сказал:
- Государь, Государыня! Однажды, почти двести лет тому назад, Петр
Великий неожиданно явился туда, где собирались члены Академии, и принял
участие в их работе... Ваше величество сделали сегодня более: вы оказали нам
двойную честь, прибыв к нам не один. (Оборачиваясь к императрице.) Ваше
присутствие, Государыня, внесет в наши серьезные заседания нечто им
несвойственное... Очарование.
Николай и Александра обменялись взглядами. А оратор, словно
почувствовав, что настала пора сказать о главном, голосом более
полнозвучным, риторически вопросил себя:
- Позволено ли мне будет высказать мою мысль? Это выражение симпатии
адресовано не только Академии, но и нашему национальному языку... языку для
вас не чужому, и в этом чувствуется какое-то особенное желание войти в более
сокровенное общение с французским духом и вкусом...
"Наш язык"! Поверх страниц, которые нам читала бабушка, мы с сестрой
уставились друг на друга, потрясенные одним и тем же открытием: "...языку
для вас не чужому". Так вот где ключ к нашей Атлантиде! Язык, таинственная
материя, невидимая и вездесущая, - она пронизывала своим звучным веществом
каждый уголок мира, который мы исследовали. Этот язык лепил людей, ваял
предметы, струился стихами, ревел на улицах, затопленных толпой, вызывал
улыбку на устах царицы, явившейся с другого конца света... Но, главное, он
трепетал в нас, словно волшебный черенок, привитый нашим сердцам, уже
покрывшийся листьями и цветами и несший в себе плод целой цивилизации. Да,
привитый нам черенок - французский язык.
Благодаря этой расцветшей ветке мы смогли проникнуть вечером в ложу,
приготовленную для приема царской четы во Французской комедии. Мы развернули
программку: "Каприз" Мюссе, отрывок из "Сида", третье действие "Ученых
женщин". В ту пору мы ничего этого еще не прочли. Но по слегка изменившемуся