"Андрей Макин. Французское завещание " - читать интересную книгу автора

Хлопнула входная дверь. Я торопливо собрал все бумаги, захлопнул
чемодан и затолкал его под кровать.
Вечером пошел дождь, и Шарлотта зажгла свою лампу в комнате. Мы
расположились рядом с ней, как во время наших бдений на балконе. Я слушал
бабушкин рассказ: Николай и Александра из своей ложи аплодировали "Сиду"...
Я следил за выражением их лиц печальным и трезвым взглядом. Я был тем, кто
уже заглянул в будущее. Это знание тяжелым бременем легло на мое детское
сердце.
"Где же правда? - спрашивал я себя, рассеянно слушая бабушку (царь и
царица встают, зрители, обернувшись к ним, устраивают им овацию). - Скоро
эти зрители станут их проклинать. И от нескольких волшебных дней не
останется ничего. Ничего..."
Конец, который я был приговорен узнать заранее, показался мне вдруг
таким абсурдным, таким несправедливым, в особенности в разгар праздника,
среди огней Французской комедии, что я разрыдался и, отбросив низенькую
табуретку, на которой сидел, убежал в кухню. Никогда еще я не плакал так
взахлеб. Я в ярости отталкивал руки сестры, пытавшейся меня утешить. (Я так
злился на нее - ведь она еще ничего не знала!) Сквозь рыдания иногда
прорывались мои отчаянные выкрики:
- Все вранье! Предатели, предатели... Этот усатый лгун... А еще
Президент... Неправда...
Не знаю, поняла ли Шарлотта причину моего горя (она наверняка заметила
беспорядок, учиненный мной при раскопках в сибирском чемодане, и, может,
даже обнаружила ту страницу-вещунью). Так или иначе, тронутая моими
неожиданными слезами, она присела ко мне на кровать, несколько мгновений
прислушивалась к моим судорожным вздохам, потом нашарила в потемках мою
ладонь и вложила в нее шершавый камешек. Я зажал его в кулаке. Не открывая
глаз, я на ощупь узнал "Верден". Отныне он был мой.


4

По окончании каникул мы уезжали от бабушки. И тогда Атлантида истаивала
в осенних туманах и первых снежных бурях - в нашей русской жизни.
Потому что город, куда мы возвращались, не имел ничего общего с тихой
Саранзой. Раскинувшийся по обоим берегам Волги, этот город, с его
полуторамиллионным населением, военными заводами и широкими проспектами,
огражденными большими домами в сталинском стиле, воплощал могущество
империи. Гигантская гидроэлектростанция в низовьях, строящееся метро,
громадный речной порт укрепляли во всеобщем представлении образ нашего
соотечественника, покоряющего силы природы, живущего во имя светлого
будущего и в своем динамическом порыве не задающего смешных пережитков
прошлого. К тому же из-за своих заводов наш город был закрыт для
иностранцев... Да, это был город, где в полную меру ощущался пульс империи.
И когда мы возвращались, его ритм начинал определять наши движения и
мысли. Мы растворялись в снежном дыхании нашей родины.
Французский привой не мешал ни сестре, ни мне самому жить той же
жизнью, что и наши товарищи: обиходным языком становился русский, школа
лепила из нас образцовых представителей советской молодежи, военизированные
игры приучали к запаху пороха, ко взрывам учебных гранат, к образу западного