"Андрей Макин. Французское завещание " - читать интересную книгу автора

предвосхищенный образ мужчины, которому суждено было когда-нибудь появиться
в ее жизни? И она спросила по-русски, словно для того, чтобы лучше выразить
тревожащую тайну появления, о котором скрытно мечтала: "А Феликс Фор, что с
ним стало?"
Шарлотта бросила на меня быстрый взгляд, в котором пряталась улыбка,
потом закрыла лежавшую у нее на коленях книгу и, тихонько вздохнув,
посмотрела вдаль, за горизонт, туда, где год назад нам явилась всплывшая
Атлантида.
- Через несколько лет после визита Николая II в Париж Президент умер...
Секундное колебание, невольная пауза, только усугубившая наше ожидание.
- Умер скоропостижно, в Елисейском дворце. В объятиях своей любовницы,
Маргариты Стенель...
Эта фраза прозвучала отходной моему детству. "Умер в объятиях своей
любовницы..."
Меня потрясла трагическая красота этих слов. Меня захлестнул совершенно
новый мир.
Впрочем, открытие больше всего поразило меня своей декорацией:
смертоносная любовная сцена произошла в Елисейском дворце! В резиденции
Президента! На самом верху пирамиды власти, славы, всеобщей известности... Я
представлял себе роскошный интерьер с гобеленами, позолотой, анфиладой
зеркал. И посреди всего этого великолепия - мужчина (Президент Республики!)
и женщина, слившиеся в бурном объятии...
Ошеломленный, я стал подсознательно переводить эту сцену на русский.
Иначе говоря, заменять персонажей-французов их отечественными
соответствиями. Моему взору представилась вереница призраков в мешковатых
черных костюмах. Секретари Политбюро, хозяева Кремля: Ленин, Сталин, Хрущев,
Брежнев. Четыре совершенно разных характера - народ любил или ненавидел их,
но каждый наложил отпечаток на целую эпоху в истории империи. И, однако, у
всех у них была одна общая черта - рядом с ними невозможно было вообразить
женщину, и уж тем более возлюбленную. Нам гораздо легче было представить
себе Сталина в обществе Черчилля в Ялте или Мао в Москве, чем рядом с
матерью его детей...
"Президент умер в Елисейском дворце в объятиях своей любовницы,
Маргариты Стенель..." Эта фраза походила на закодированное послание из
другой солнечной системы.
Шарлотта пошла искать в сибирском чемодане какие-нибудь газетные
вырезки того времени, надеясь показать нам фотографию мадам Стенель. А я,
запутавшись в моем любовном переводе с французского на русский, вспомнил
вдруг фразу, которую услышал из уст моего соученика, дылды-второгодника. Мы
шли по темному школьному коридору после занятий по тяжелой атлетике -
единственному школьному предмету, в котором он преуспевал. Проходя под
портретом Ленина, мой спутник весьма непочтительно свистнул и заявил:
- Подумаешь, Ленин. У него и детей-то не было. Потому что не умел он
"это" делать.
Чтобы обозначить сексуальную активность, в которой, по его мнению,
Ленин оказался слабаком, он употребил очень грубый глагол. Глагол, которым я
никогда не решался пользоваться и который в применении к Владимиру Ильичу
звучал особенно чудовищной непристойностью. Потеряв дар речи, я слышал, как
эхо святотатственного глагола отдается в длинных пустых коридорах...
"Феликс Фор... Президент Республики... В объятиях любовницы..."