"Бернард Маламуд. Рассказы [H]" - читать интересную книгу автора

для посылки сыну, то, изредка, небольшую наличность, но не поручился бы, что
до него это доходит. Его смущала непрошеная мысль, что за четырнадцать-то
лет Йосип бы мог, при желании, перевезти мальчика к себе, и жену тоже, не
дожидаясь, пока она дойдет до чахотки, но почему-то предпочитал вместо этого
оплакивать их на расстоянии.
Эмилио, портной, был тоже своего рода волк-одиночка. Обедал он каждый
день за сорок центов в ресторанчике квартала за три, но торопился назад
прочесть свой "Corriere". Странность его состояла в том, что он постоянно
нашептывал что-то себе под нос. Что именно - разобрать никто не мог, но во
всяком случае - что-то настойчивое, с присвистом, и где бы он ни стоял,
оттуда несся этот свистящий шепот, то горячо убеждая, то тихонько
постанывая, хотя плакать он никогда не плакал. Он шептал, пришивая пуговицу,
укорачивая рукав или орудуя утюгом. Шептал по утрам, когда снимал и вешал
пиджак, и продолжал шептать вечером, когда надевал черную шляпу, вправлял,
скорчась, худые плечи в пиджак и покидал в одиночестве лавку. Только раз он
дал понять, о чем этот шепот: как-то утром, когда хозяин, заметив, как он
бледен, принес ему чашку кофе, портной в благодарность за это признался, что
жена, которая на прошлой неделе вернулась, опять его оставила, - и он
простер вперед костлявую растопыренную пятерню, показывая, что она сбежала
от него в пятый раз. Маркус выразил ему сочувствие и с тех пор, заслышав,
как в задней комнате шепчет портной, воображал себе, что к нему откуда-то,
где она пропадала, возвратилась жена, клянясь, что теперь уже навсегда, но
ночью, когда они лежали в постели и он обшептывал ее в темноте, поняла, до
чего ей это надоело, и к утру исчезла. Нескончаемый шепот портного
действовал Маркусу на нервы; он выходил из лавки послушать тишину, но
все-таки продолжал держать Эмилио, потому что тот был отличный портной,
сущий бес, когда брал в руки иголку, мог идеально пришить манжету за то
время, пока обычный работник еще ковырялся бы, снимая мерку, - такой портной
большая редкость, его поди-ка поищи.
Больше года, хотя каждый производил по-своему шум в задней комнате,
гладильщик и портной, казалось, не обращали друг на друга внимания; потом, в
один день, словно рухнула между ними невидимая стена, они стали смертельными
врагами. Маркус волею случая присутствовал в самый миг зарождения разлада:
однажды днем, оставив клиента в лавке, он отлучился в мастерскую за мелком
для разметки и застал там зрелище, от которого похолодел. При ярком свете
послеполуденного солнца, которое заливало помещение, ослепив на секунду
торговца, так что он успел подумать, не обманывают ли его глаза, они стояли,
каждый в своем углу, пристально уставясь друг на друга, а между ними -
живая, почти косматая - пролегла звериная ненависть. Поляк, ощерясь, сжимал
в дрожащей руке тяжелый деревянный валек от гладильного катка; портной,
побелев до синевы, по-кошачьи выгнув спину возле стены, высоко занес в
окостенелых пальцах ножницы для раскроя.
- Вы что? - закричал Маркус, когда к нему снова вернулся голос, но ни
тот, ни другой не нарушил тяжелого молчания, оставаясь в том же положении, в
котором он их застиг, и глядя друг на друга в упор из противоположных углов,
причем портной шевелил губами, а гладильщик дышал словно пес в жаркую погоду
- и что-то жуткое исходило от них, о чем Маркус до сих пор не подозревал.
- Бог мой, - крикнул он, покрываясь холодной, липкой испариной, -
говорите же, что у вас случилось. - Но они не отзывались ни звуком, и он
гаркнул сквозь сдавленную глотку, отчего слова вырвались наружу с