"Бернард Маламуд. Рассказы [H]" - читать интересную книгу автора

мучительным хрипом: - А ну-ка работать! - почти не надеясь, что ему
повинуются, и когда они повиновались - Брузак грузно шагнул к своей машине,
а портной взялся непослушными руками за горячий утюг, - смягчился от их
покорности и, будто обращаясь к детям, сказал со слезами на глазах: -
Ребятки, запомните, не надо ссориться.
Потом он стоял один в затененной лавке, неподвижно глядя ни на что
сквозь стекло входной двери, и мысли о них - совсем рядом, у него за спиной
- уводили его в неизвестный, пугающий мир с серой травой в солнечных пятнах,
полный стонов и запаха крови. У него в голове из-за них мутилось. Он
опустился в кожаное кресло, моля Бога, чтобы не зашел никто из клиентов,
пока не прояснится голова. Со вздохом закрыл глаза и, чувствуя, что волосы
вновь зашевелились от ужаса, увидел мысленно, как эти двое кружат, гоняясь
друг за другом. Один неуклюже улепетывал, а второй преследовал его по пятам
за то, что тот стащил у него коробку со сломанными пуговицами. Обежав
раскаленные и курящиеся пески, они вскарабкались на крутой скалистый утес и,
тесно сплетенные в рукопашной, закачались на краю обрыва, покуда один не
оступился на осклизлых камнях и не упал, увлекая другого за собой. Вскидывая
руки, они цеплялись скрюченными пальцами за пустоту и скрылись из виду, и
Маркус, свидетель этого, проводил их беззвучным воплем.
Так он сидел, превозмогая дурноту, пока подобные мысли не оставили его.
Когда он опять пришел в себя, память преобразила все это в некий сон.
Он не хотел сознаваться, что стряслось неладное, но, зная все же, что
стряслось, называл это про себя пустяком - разве не наблюдал он сто раз
стычки вроде этой на фабрике, где работал по приезде в Америку? - пустяки,
которые забывались начисто, а ведь какие бывали жестокие стычки.
Тем не менее на другой же день, и ни дня с тех пор не пропуская, двое в
задней комнате, распаленные ненавистью, затевали шумные скандалы, которые
шли во вред делу; они лаялись как собаки, обливая друг друга грязной бранью,
и приводили этим хозяина в такое замешательство, что как-то раз, в
помрачении, он обмотал себе шею мерной лентой, которую обыкновенно носил
наброшенной на плечи наподобие шарфа. Тревожно переглянувшись с клиентом,
Маркус поспешил скорей снять мерку; клиент же, который любил, как правило,
помедлить в лавке, обсуждая свой новый костюм, расплатился и торопливо ушел,
спасаясь от непристойной перебранки, происходящей за стеной, но отчетливо
слышной в переднем помещении, так что от нее некуда было укрыться.
Они не только ругались и призывали друг на друга всяческие напасти - на
родном языке каждый позволял себе вещи почище. Торговец слышал, как Йосип
грозится по-польски, что вырвет кой-кому причинные части и засолит кровавое
месиво, он догадывался, что, значит, и Эмилио бормочет примерно то же, и ему
делалось тоскливо и противно.
Не раз он наведывался в заднее помещение унимать их, и они слушали
каждое его слово с интересом и терпением, так как он, мало того, что добряк
- это было заметно по глазам, - умел хорошо говорить, и оба это ценили. И
однако, какие бы он ни находил слова, все было напрасно, потому что стоило
ему замолчать и отойти от них, как все начиналось сначала. В сердцах Маркус
уединялся в лавке и сидел со своей печалью под ходиками с желтым
циферблатом, слушая, как тикают прочь желтые минуты, пока не наступало время
кончать работу - удивительно, как они еще умудрялись что-то сделать, - и
идти домой.
Маркуса подмывало дать им обоим пинка под зад и выгнать, но он не