"Александр Малышкин. Поезд на юг (Советский рассказ двадцатых годов)" - читать интересную книгу автора

этого угощения Григорий Иваныч сидит молча, как оплеванный: лучше бы ему
провалиться сквозь землю.
В сумерках влетаем в Тулу, в гуляющий, мигающий огоньками губернский
вечер, барышни выходят пройтись под фонарной прохладой и гуляют там
медленно, нам совсем чужие.
Григорий Иваныч после этих кружек не смеет подойти и кружится поодаль,
в унылом вожделеющем одиночестве. А я счастлив: мои стены распались,
наконец, в эту свежую темень, мне чудится за каждым вокзалом безбрежный
город с тысячами жизней, и каждая из них могла бы пройти через мою. И
Березневатка - пока еще где-то за кривой и темной глубью земли - живет
сквозь эту-дымную грусть.
Женечка надевает теплую вязаную кофту и уходит в коридор, к раскрытому
окну. Там холодеет ночь, и чудные дебри проносятся мимо и бесконечно, и
поется несвязное само собой. Вот где бы заглянуть в ее настоящее, полное
девьей смуты лицо! Но нет Григория Иваныча, рыщет где-то тоскливо по чужим
купе. А под окно на остановке подходит бритый молодой человек из мягкого
вагона; он хорошо одет, должно быть, и поднимает на Женечку бездонные в
сумерках глаза и напевает очень чудесно, - вы знаете это пение под окном,
- шумят деревья, и кто-то несет мимо вас в ночь свое удивляющееся веселье.
Бедняга Григорий Иваныч, какой час ты пропустил! Но вот он, Григорий
Иваныч, торжествующе ломится по коридору, запыхавшись, - наверно, и сесть
успел только на ходу, и под мышками у него два огромных арбуза.
- Оце добри кавуны! - кричит он нам, не выдерживает, сыплет опять
сиплым своим хохотком и, не выпуская арбузов, рухает могучим телом своим
на лавку.
- Гражданка, имени и отчества не знаю! Там глаза засорите! Вы
посмотрите, каких я чудаков за двугривенный отхватил!
Женечка вяло подходит с туманными на свету, еще грезящими глазами,
качает головой: нет, она не хочет, и так холодно... И морщится зябко:
"Сонька, ты уже спать?" Но в Григории Иваныче просыпается темное буйство,
он не сдается ни за что.
- Да вы гляньте на арбуз! - неистовствует он и вдруг бьет его с размаху
прямо об колено.
И арбуз лопается пополам буйно и спело со смачным кряканьем, и из него
прет рваная, алая, сахарнейшая мякоть, которую - ножом и Женечке.
- Гражданка!.. - И всех нас, словно счастьем, оделяет Григорий Иваныч.
И Женечка не может не взять, изнемогая от глупейшего смеха, и берет
чопорная толстуха, и берем мы с угрюмой парой и едим прохладу, пахнущую
талым весенним снегом. Григорий Иваныч, намолчавшийся вдоволь, шумит и
заливается за пятерых.
...Поезд останавливается у сплошных ночных садов.
Я тоже вышел на платформу, в зарево матово-голубых фонарей и нашел
название станции. Здесь когда-то шел Деникин и Мамонтов и грохали наши
эшелоны. Я стал спиной к свету, дремно полузакрыв глаза, и захотел
представить все, как было:
выбитые стекла, рваный свет керосина в зальце, где на полу, в лежку,
лохматится вшивое солдатье, подобрав под себя винтовки, отчаявшееся
солдатье, ведомое на Москву; и ревущие под смерть паровозы. Но это не
давалось - холод обнимал, как река, в смутных садах листва гудела
мужественно, густо и молодо. Упасть в траву и спать под степной ветер...