"Игорь Малышев. Подменыши (роман Журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

документы. Обстановка в Москве в последнее время была неспокойная, поэтому
нырять приходилось часто, и это сильно удлиняло путь. Петляя по изогнутым
улицам, Сатир неожиданно вышел к Курскому вокзалу.
- Прямо "Москва - Петушки" какие-то получаются. Если верить
Веничке, следующая остановка "Кремль", - невесело сказал он сам себе.
Настроение у него было хуже некуда. Ночная беготня только разбередила
его тоску по воле. Ему было мало одной ночи. Он хотел быть свободным
постоянно: и сейчас, и завтра, и через сто лет.
На Курском, как и на любом другом вокзале, милиции хватало. Стараясь не
дергаться и не привлекать к себе внимания, Сатир побрел мимо большого
стеклянного фасада "курка". Ночной мороз приковал весь мусор к тротуарам, и
оставшийся без работы московский ветер со злостью толкал прохожих в спины,
трепал одежду. Маленький бомж, никому не нужный, как скомканный клочок
оберточной бумаги, сидел у стены на корточках. Рядом с ним лежала,
подрагивая от холода, худющая собака - доберман с нелепо торчащей в сторону
задней лапой.
Несмотря на холод, на ногах у пацана были сандалии. Обычные, летние, в
дырочку, когда-то бывшие светло-коричневыми, а теперь засаленные до черноты.
Сквозь дырочки проглядывали посиневшие от холода босые ноги. "У меня
когда-то такие же сандалии были", - вспомнил Сатир и остановился рядом с
мальчонкой. Тот, вывернув карманы своей куртки, сосредоточенно разрывал
ткань.
- Зачем ты это делаешь?
- Чтобы руки можно было за подкладку поглубже засовывать. Так теплее, -
не отрываясь от своего занятия, объяснил тот. Серая, в пятнах материя
расползалась по шву.
- Зовут-то тебя как?
- Тимофей.
- А собаку?
- Собаку - Ленка, - отозвался пацан.
- Хочешь есть, Тимофей? - спросил Сатир.
Мальчик поднял голову, недоверчиво всмотрелся в лицо незнакомца,
пытаясь понять, кто он такой и что ему нужно. Ленка неловко встала и,
припадая на заднюю ногу, потопталась на месте.
Сатир накормил оборвыша и собаку чебуреками в ближайшей забегаловке.
Те ели жадно, почти не жуя, изредка бросая на Сатира осторожные
взгляды.
Потом он повел их на квартиру к Эльфу.
- Почему собака хромает? - спросил Эльф, глядя на ее ребра и пилу
позвоночника, проступающие сквозь шкуру.
Тимофей промолчал, и Сатир уже решил, что пацан не ответит, как тот
вдруг выдавил из себя:
- Отец ее с четвертого этажа скинул... А потом сам выбросился...
Мыли Тимофея в трех водах. Первая сошла с мальчика черная, как битум,
вторая - светло-серая, будто пепел. Мальчик шипел и повизгивал в тонких и
сильных Белкиных руках:
- Больно же! Не три так сильно!
- А по-другому тебя не отмыть. Так что молчи, - смеясь, говорила она.
- Зверюга.
Шлеп! - и Тимофей получил чувствительный подзатыльник.