"М.К.Мамардашвили. Эстетика мышления " - читать интересную книгу автора

его объявляет мыслителем. То есть и на Баратынского распространяется мое
возражение, которое было адресовано Прусту, поскольку у слова тоже есть
материя, а именно о ней идет речь. Его стихотворение звучит так:

Резец, орган, кисть! счастлив, кто влеком
К ним чувственным, за грань их не ступая!
Есть хмель ему на празднике мирском!
Но пред тобой, как пред нагим мечом,
Мысль, острый луч, бледнеет жизнь земная!*

Возможно, вас, как и меня, пронзит это выражение: "... пред тобой
(мыслью), как пред нагим мечом..."; но слова, повторяю, тоже материя. Тогда
как в случае мысли не может быть никаких прикрас, никакой чувственной
материи (здесь радость, здесь прыгай) и никакого промежуточного слоя. Если
тебе не удалась мысль, то не удалось ничего. Не поможет ни аллитерация, ни
редкая звонкая рифма, ни удачно и ясно, казалось бы, переданное смутное
настроение, какое бывает в магии поэзии и которое можно разыграть, даже не
вполне пройдя все пути к мысли. Как в этом стихотворении: "Мысль, острый
луч, бледнеет жизнь земная", то есть "бледнеет" красочность земной жизни, ее
чувственные оттенки, обеспечивающие сами по себе возможность для
самоудовлетворения. В нашем же случае, поскольку мы собираемся радоваться
мысли, так же как мы радуемся искусству, дана непосредственно сама мысль.
Ибо только в радости, в эстетике мысли есть нечто, выделяющее ее из всего
остального: "как меч нагой" - или все, или ничего. Так что, если мы вернемся
к пронзительной ясности, то она очень похожа, видимо, на этот "нагой меч".
----------------------------------------
* Е. А. Баратынский. Полное собрание стихотворений. Л., 1989, с. 195.
[14]
Могущая быть источником радости, пронзительная, сладко тоскливая
ясность при невозможности какого-либо действия, при полной неразрешимости
наблюдаемого возможна, лишь когда ты видишь ее в обнаженном виде, как
таковую. Только вот обнажить это бывает трудно. В юности это состояние
обнаженности приходит к нам как молния, в одно мгновение и так же быстро
уходит. Не всякий научается потом всей своей жизнью и тренированными
мускулами ума расширить это мгновение ясности. Сначала оно даром дается. Но
расширить и превратить его в устойчивый источник светлой радости мысли - для
этого нужен труд. Не всякий может встать на путь этого труда, решиться на
него, потому что иногда нам становится просто страшно от того, что там
выступает в обнаженном виде - перед чем нет никаких скидок, никаких
компенсаций, никаких извинений, никакого алиби. И поэтому же так трудно все
это объяснить. Я уже не говорю о том, что в любой данный момент наша мысль
существует в виде своих же собственных симулякров. Simulacrum по-латыни
означает "призрак", "привидение", то есть нечто подобное действительной
вещи, являющееся ее мертвой имитацией. Но это значение перекрещивается с
латинским же словом simulator, которое подчеркивает значение игры, что
естественно, ибо мертвая имитация разыгрывается живым человеком, им
оживляется. Следовательно, мы видим чаще всего только pale simulators -
бледные тени вещей. В любой момент, когда вы захотите мыслить, ваша мысль,
повторяю, уже существует в виде подобия мысли. По той причине, что в любой
данный момент в языке есть все слова. Наглядно это можно изобразить так, как