"Мераб Мамардашвили. Филосовские чтения" - читать интересную книгу автора

чем-то соотнестись, не в природе лежащим, а обладающим определенными
сверхъестественными свойствами. Поэтому, кстати, мифические существа
сверхъестественны в обыденном смысле слова. Это, казалось бы, человеческие
существа, и в то же время они способны на сверхъестественное. Например, они
живут вечно, перевоплощаются, вызывают молнию и гром, что воспринимается
человеком как проявление гнева и т. д. Следовательно, к чему мы пришли? Мы
пришли к тому, что можно выразить и иначе. Скажем так: человек от Бога.
Я изложил вам по сути теорию Божественного происхождения человека. Не
природного - а божественного происхождения. Или, другими словами, я сказал
фактически, что люди изобрели символы. Бог есть символ. Символ чего? В каком
смысле слова? Символ есть иносказание того, что я перед этим описал без
символа. Всякий символ есть не утверждение, а иносказание. Но раз
иносказание совершено, человек может соотноситься с самим символом, не
эксплицируя и не восстанавливая все то, что в нем упаковано. Поэтому я и
могу сказать: мы от Бога. И все, в общем, ясно, если при этом еще
разработать разные технические процедуры этого соотнесения себя с Богом, на
чем основана наша мораль. Ведь мы только что установили, что мораль на
природе не может быть основана. Естественнее - забыть, а культура - помнит.
По природе я забуду... но помню. Следовательно, моя память есть не что иное
в этом случае, как нравственная, этическая связь между мной и предками. На
чем она основана? На чем-то вневременном, или сверхъестественном. Моральные
нормы, которые действительно регулируют человеческое общение, имеют под
собой Божественное основание. То есть могут быть религиозно обоснованы, и
поэтому чаще всего мораль всегда и выводилась из религии. Религия, первичная
религиозная связь и была как раз тем "котлом", в котором вываривались и
вырабатывались связующие людей моральные нормы. В том числе и юридические
или государственные связи. Все эти способы упорядочения вопреки хаосу
соотносились с некоей неприродной, или над природой лежащей, основой.
И тем самым мы стоим на пороге философии. Теперь я могу сформулировать
вам основной вопрос философии. Очевидно, знакомый вам оборот, но
формулировка его будет совсем другая. С акта задавания этого вопроса и
датируется рождение, философии и мысли - не мифа, не ритуала, а именно
мысли. Вопрос следующий: почему в мире есть нечто, а не ничто? Кстати, этот
вопрос фигурирует и в академических формулировках, скажем в античной
философии. Я имею в виду тексты. Но пока я текстами не пользуюсь, иду по
смыслу. Так вот, повторяю: почему есть нечто, а не ничто? Или
переформулируем немного этот вопрос: почему вообще в мире существует порядок
или хоть что-то упорядоченное, а не хаос? Тем самым это и будет определением
философии, которое содержится или подразумевается в этом слове, потому что
философия - это любовь к мудрости. Употребляя слово "мудрость", греки
обязательно соединяли его со словом "удивление", считая, что любовь к
мудрости, или философия, рождается из удивления. Только слово "удивление"
нельзя воспринимать в бытовом, психологическом смысле, на уровне обыденного
языка: что вот я удивился чему-то. Это удивление другого рода. И с него
действительно начинается философия. Это не просто способность удивляться, а
способность понять, чему мы удивляемся, когда говорим о философии. То есть
тому, как я сказал, что есть нечто, а не" ничто. В каком смысле это
удивление? В том, что должно, казалось бы, быть ничто, а есть нечто.
Философия начинается с удивления, и это настоящее удивление не тому,
что чего-то нет. Скажем, нет справедливости, нет мира, нет любви, нет чести,